Происхождение Второй мировой войны - Игорь Тимофеевич Тышецкий
Эти надежды оказались беспочвенными. 5 января 1918 года премьер-министр Великобритании произнес на профсоюзной конференции программную речь о целях Британии в войне. Предварительно Ллойд Джордж провел консультации со многими политиками, представлявшими разные партии и течения в британском обществе. Как писал впоследствии сам премьер-министр, он «принял исключительные меры к тому, чтобы это заявление носило всенародный характер и отражало все оттенки общественного мнения» 64. Выступление Ллойд Джорджа состоялось на три дня раньше известной речи американского президента, в которой были сформулированы «Четырнадцать пунктов», и во многом предвосхитило то, о чем собирался сказать Вильсон. По большому счету, президент США лишь повторил большинство положений британского премьера, дав им порядковые номера. Поначалу, прочитав в газетах опубликованную речь Ллойд Джорджа, Вильсон даже хотел отказаться от произнесения собственной, но затем все же решил выступить 65. Ознакомившись с «Четырнадцатью пунктами» Вильсона, Клемансо, у которого осталось после прочтения много вопросов, скептически покачал головой: «Даже сам Всемогущий Господь ограничился десятью» 66.
История распорядилась так, что в ней остались «Четырнадцать пунктов» Вильсона, хотя в январе 1918 года выступление Ллойд Джорджа приковало к себе гораздо больше внимания. В речи британского премьера также содержались слова о свободе торговли, о необходимости решения колониальных проблем в согласии с коренными народами, о будущей Лиге Наций. Ллойд Джордж говорил о восстановлении полного суверенитета Бельгии, Балканских стран, создании Польского государства, предоставлении автономии народам, населяющим Австро-Венгрию и Турцию. Естественно, Ллойд Джордж не мог обойти вниманием Россию. Он честно признался, что события в России развиваются так стремительно, что делать окончательные выводы очень трудно, но, на всякий случай, подчеркнул, что «мы будем горды до конца сражаться плечом к плечу вместе с новой русской демократией» 67. Хотя вряд ли британский премьер не понимал, что Россия для Союзников утеряна на долгое время, никаких выпадов против нее Ллойд Джордж в январе 1918 года не допускал, оставляя для бывшей союзницы дверь открытой. Были в речи Ллойд Джорджа и пассажи, как будто специально взятые из ноябрьской статьи маркиза Лэнсдауна. «Мы не ведем агрессивной войны против немецкого народа, — заверял не только своих непосредственных слушателей, но и германских политиков британский премьер. — Его руководители убедили немцев в том, что они ведут оборонительную войну против лиги враждебных государств, нацеленных на разрушение Германии. Это не так». Более того, Англия вступила в войну даже не для того, чтобы силой изменить «милитаристскую и автократическую конституцию Германии, являющуюся опасным анахронизмом в двадцатом веке... Этот вопрос должны решать сами немцы» 68.
Не забыл Ллойд Джордж и об Эльзасе с Лотарингией, заявив, что проблема отторгнутых Германией провинций «отравляла мир в Европе полстолетия, и пока она не будет решена, мир не может быть восстановлен». Но в отличие от Лэнсдауна до него и Вильсона — после, британский премьер четко расставил акценты в этом вопросе, обещав «стоять насмерть вместе с французской демократией в требовании пересмотра большого зла, допущенного в 1871 году, когда, без учета пожеланий местного населения, две французские провинции были выдернуты из Франции и помещены в Германскую империю» 69. Хотя и Ллойд Джордж оставлял в этом вопросе поле для маневра. Напоминание об «учете пожеланий местного населения» вполне могло быть применено и ко времени окончания мировой войны. Дело в том, что со времени отторжения Эльзаса и Лотарингии в 1871 году демографическая ситуация в этих провинциях изменилась. В них увеличилось немецкое население, которое в отдельных районах стало преобладающим, возросло количество смешанных браков. В целом французы продолжали оставаться этническим большинством в Эльзасе и Лотарингии, но ситуация была уже не так однозначна, как пятьюдесятью годами ранее. Условия мира, высказанные с интервалом всего в несколько дней премьер-министром Великобритании и президентом США, были очень похожи, но у немцев могло уже тогда возникнуть некоторое предпочтение американскому проекту. Вильсон не был столь категоричен в вопросе Эльзаса и Лотарингии. Некоторые американские историки и вовсе допускают, что его позиция в январе 1918 года «не обязательно означала аннексию Францией утерянных провинций» 70.
Вообще многие положения «Четырнадцати пунктов» были сформулированы столь расплывчато, что допускали различные толкования. Но именно это делало их привлекательными в глазах обеих воюющих сторон. Постоянные дополнения, которые американский президент вносил в свои «пункты» в течение 1918 года (4 принципа от 11 февраля, 4 пункта от 4 июля и 5 уточнений от 21 сентября), еще больше размывали оригинальные предложения 71. У Ллойд Джорджа было все-таки больше ясности.
Дело, однако, заключалось не только в мирных программах Англии и Соединенных Штатов. В самой Германии сторонники войны, во главе которых стояли Гинденбург и Людендорф, не хотели ничего слышать о мире без полной победы и собирались продолжать войну. В начале 1918 года, уверял впоследствии Эрих Людендорф, «войска жаждали наступления и ждали его после развала России с огромным воодушевлением». Армия, считал он, не сомневалась, что «войну можно закончить только наступлением» 72. Своему обер-квартирмейстеру вторил начальник Генштаба. Пауль фон Гинденбург называл мирные условия Союзников равносильными требованию капитуляции Германии. «Не могло быть никаких заблуждений относительно того, что наши противники не поднимут так высоко свои требования, — уверял он. — Стоило лишь раз скатиться по наклонной плоскости уступок, как... единственное, что ждало бы нас, — конец с ужасом осознания того, что мы, не дожидаясь противника, сами парализовали свою волю и армию» 73. Зимой-весной 1918 года германские генералы готовы были говорить о мире лишь с поверженным врагом. Политическое влияние армии и ее руководителей в условиях войны было беспрецедентным, и любые робкие попытки отдельных германских политиков говорить о мире тонули в дружном хоре «патриотов». Чтобы мнение армейского руководства изменилось, нужны были серьезные неудачи на фронте, до которых было еще далеко.
20 марта 1918 года началось общее наступление германской армии на Западном фронте. К этому времени Германия уже имела мирные договора с Россией и Румынией и могла не опасаться за возобновление военных действий на Востоке. Немцы хорошо подготовили наступление, и их армия, преодолевая сопротивление Антанты, медленно, но неуклонно двинулась на Запад. Так продолжалось до середины июля. За четыре месяца наступления германские войска смогли так сильно потеснить армии Союзников, что фронт снова приблизился к Парижу, и речь, как и в 1914 году, опять зашла о скором окончании войны. 19 июня газета Matin призвала правительство эвакуировать из столицы женщин и детей, а военный комендант Парижа генерал М.-А. Гийома тогда же признался английскому послу, графу Дерби, что ожидает
