Происхождение Второй мировой войны - Игорь Тимофеевич Тышецкий
После второго сражения на Марне и неудачного наступления на Реймс германские войска в начале августа отошли на старые рубежи, с которых фактически начиналось весеннее наступление. Обе стороны понимали, что германская армия истощена и продолжать активные действия уже не может. Последнее стратегическое наступление немцев вылилось в огромные жертвы для обеих сторон. Но если Союзники могли компенсировать свои потери за счет прибывавших из-за океана свежих американских пополнений, то у Германии не осталось резервов. Окончательное поражение немцев становилось лишь вопросом времени. 13 августа Людендорф признался фон Гин-це, что у него больше нет уверенности в том, что германской армии удастся сломить сопротивление противника и заставить его просить мира. Лучшее, что мог теперь предложить Людендорф, — это «стратегической обороной парализовать волю противника к сопротивлению и таким образом постепенно привести его к сознанию необходимости заключить мир» 78. Армейское руководство Германии больше не говорило о необходимости продиктовать мир поверженному врагу. Пределом мечтаний стало измотать войска Союзников обороной и принудить их самим искать мир. Но речь пока шла исключительно о почетных для Германии условиях, и к «Четырнадцати пунктам» американского президента немцы еще не апеллировали.
Более того, Людендорф и Гинденбург, как могли, препятствовали германским политикам публично обсуждать вопросы мира. Инициатива прекращения боевых действий, по их убеждению, должна была исходить от стран Антанты. Летом 1918 года германское Верховное командование даже спровоцировало на этой почве серьезный внутриполитический кризис. 24 июня статс-секретарь по иностранным делам Рихард фон Кюльман, выступая в рейхстаге, заявил, что успехи германского наступления породили у противников готовность к миру и Германия должна пойти им навстречу. «Вряд ли можно добиться полного прекращения войны, — сказал он, — только военными действиями, не сопровождаемыми дипломатическими переговорами сторон» 79. Это довольно безобидное заявление вызвало болезненную реакцию в Спа. Людендорф и Гинденбург тут же объявили, что подобные мысли деморализуют армию, и потребовали у кайзера немедленной отставки Кюльмана. Вильгельм II, давно знавший Кюльмана и благоволивший ему, вынужден был уступить требованию армейского руководства и назначить 9 июля малоизвестного в стране посланника в Норвегии адмирала фон Гинце новым министром иностранных дел. Этот шаг лишь подлил масла в огонь, поскольку, вопреки сложившейся традиции, кайзер не стал советоваться по поводу нового назначения ни с канцлером, ни с рейхстагом. Сразу раздались многочисленные обвинения в установлении в стране военной диктатуры, которая манипулирует кайзером.
В такой обстановке полной неожиданностью не только для простых обывателей, но и для многих германских политиков прозвучали раздавшиеся осенью отчаянные призывы Людендорфа и Гинденбурга к немедленному заключению перемирия с Антантой. Еще на совещании армейского и политического руководства с кайзером в Спа 13-14 августа Вильгельм II сделал неутешительный вывод. «Генерал Людендорф объявил, что не может больше гарантировать достижение военной победы, — констатировал монарх. — Вижу, что я должен подвести итоги. Мы практически исчерпали свои возможности сделать что-либо. Войну необходимо заканчивать...»80 Кайзеру вторил появившийся в Спа австрийский император Карл, утверждавший, что его армия не переживет еще одной военной зимы. Германское Верховное командование больше не возражало против мира, но настаивало на необходимости ждать удобного момента, под которым подразумевались хоть какие-нибудь успехи на фронте. Пусть даже в обороне. В своих воспоминаниях об августовском совещании в Спа генерал Людендорф писал, что уже тогда он предупреждал о невозможности «склонить противника к миру исключительно оборонительными действиями», ввиду чего «нам надлежало добиваться окончания войны дипломатическим путем» 81. Но в действительности Людендорф и Гинденбург еще полтора месяца продолжали отступать и тянуть время, надеясь на чудо или, как говорил в частных беседах Вильгельм Зольф, «на победу с Божьей помощью» 82.
Эта ставка тоже не сработала, и германская армия продолжала медленно отходить всю вторую половину августа и сентябрь. А тут еще австрийский император Карл стал настойчиво продвигать идею созыва конференции воюющих государств, которая должна была определить цели ведущейся войны и постараться решить их мирными способами. Граф Буриан, австрийский министр иностранных дел, пытался убедить немцев, что такая конференция «заставит многих с противной стороны увидеть, что они сражаются за выдуманные вещи» 83. Конечно, Буриан не был настолько наивен, чтобы всерьез полагать, будто немцев устроят подобные объяснения, а Антанта согласится на такую конференцию, но в Австрии сложилась совсем уж критическая обстановка с продовольствием, и Дунайской монархии надо было любыми способами прекращать войну. Доходило до того, что австрийцы на своей территории реквизировали продовольствие, отправляемое из Румынии в Германию. В середине сентября окончательно развалилась болгарская армия, и Болгария фактически выбыла из числа воюющих стран. Было очевидно, что та же участь в ближайшее время ожидала и Турцию.
В сентябре создалась критическая ситуация — без резервов и обеспечения, теряя одного за другим своих союзников, германская армия могла просто рассыпаться. Гинденбург и Людендорф, конечно же, лучше всех в германском руководстве понимали истинное положение дел в армии. Тянуть с принятием кардинальных решений дальше становилось опасно. Первым не выдержал Гинденбург. 10 сентября он заявил статс-секретарю фон Гинце о «согласии с посредничеством нейтральной державы (немцы рассматривали в качестве таковой, прежде всего, Голландию. — И. Т) в немедленном созыве мирной конференции» 84. Эта идея перекликалась с австрийским предложением, но в сложившейся обстановке не могла привлечь серьезного внимания Антанты. Так оно и случилось. Когда 28 сентября королева Нидерландов предложила свою резиденцию в Гааге в качестве места для мирной конференции, Англия, Франция и США сразу отвергли эту инициативу. Она могла иметь шансы на успех раньше.
