Коммунальная квартира - Алевтина Ивановна Варава
Кеша протянул руку, вслепую сдвинулся вправо и нащупал стену. Странную какую-то, словно бы состоящую из каменных кирпичей. Похлопал себя по карманам в поисках папирос и коробка спичек. Нашёл. Чиркнул одной.
Но всё равно ничего не увидел.
Продвигаясь вдоль стены, он переступил через скатанную дорожку и шёл вперёд, пока не насчитал сто шагов, что было уже ну решительно невозможно.
Кеша нахмурился.
— Чертовщина какая-то, — вынужден был признать он.
Глава 25
Таня
— Скорее всего, вернут, — рассудила Инна Михайловна, когда в опустевшем коридоре осела пыль. Старый паркет без ковровой дорожки смотрелся странно и непривычно. — Половик-то вернут наверняка, может, и сосед догадается присоединиться.
— Упрямство никого до добра не доведёт, — вздохнул Семён.
— А вот туда ему и дорога! — внезапно выдала супруга Иннокентия.
Все удивлённо повернулись к тихой и послушной Татьяне. Даже Настёна высунула голову из смотрового окна в купальной зоне своего дворца.
Таня Белочкина закусила нижнюю губу и распрямила плечи. Непривычным жестом упёрла руки в бока.
— Практичный он больно! — заявила она с вызовом. — И вот куда нас это завело! Вот! — Таня закатала рукав цветастого халата и показала бицепс. — Это я сметану регулярно в трёхлитровой банке трясу, чтобы на сливочное масло не тратится. И во всём так! Бюджет по копейке расписан! Карандашом! Чтобы стирать и писать заново! А с тех пор как он комнату получил, вообще сладу нет! Царь и бог! Добытчик! Победитель! Сонм привидений добыл — и радуется! Вот пускай с ними и развлечётся! Их же не бывает! Как и усталости, как и радости, как и хорошей жизни! Только фантазии, из которых мы выросли! Вот!
— Танечка, давайте я вам чаю заварю, — осторожно предложил Демьян. — С ирисками. Вы не серчайте. Он же из благих побуждений…
Глава 26
Буратино
Кеша начал беспокоиться. Как минимум иметь на территории жилплощади проход в такие пространства казалось ему незаконным. А жить следует по законам: они для того и придуманы.
Законы Иннокентию с детства помогали. По ним он в школе был любимцем учительским, по ним на службе его начальство ценило и уважало. Потому как где кто законы нарушал, а Кеша про то проведывал, мигом же он о том, где следует, подробнейшим образом рассказывал.
Бывал Иннокентий за то несколько раз бит. Но практическую пользу имел неоспоримую. И преференции всяческие получал не в обход, как иные пытались, а именно что по закону — от лиц вышестоящих, в благодарность.
Но куда же следует донести о незаконной территории?
И главное — как с неё выплутать?
«В первую очередь нужно к управдому идти, — думал Кеша. — А там можно и в Институт научного атеизма написать. Потому как дело тут нечистое, и надо бы разобраться».
Может быть, Кеша с этой оказией карьеру сделает?
Внезапно в пыльной (хотя скорее туманной — Кеша даже и чихать некоторое время назад прекратил) дали очертился дверной проём, подсвеченный сквозь арочную щель по контуру дрожащим светом.
Иннокентий заспешил: показалось ему, что шанс забрезжил во всём разобраться досконально.
А первая мысль была, когда дверь он ту распахнул: уж не театр ли какой в доме пристроили, с проходом на их жилплощадь через незаконные изменения в установленной планировке?
Глава 27
Разговор с князем
Посреди оформленной под имперскую старину комнаты, то ли библиотеки, то ли кабинета, восседал за широким дубовым столом пожилой или под таковского умело загримированный актёр: с окладистой бородой, густыми седыми бровями и глазами в чём-то даже суровыми. Одет он был в самый что ни наесть камзол, расшитый золотыми нитями по тёмно-красному бархату, с отложным воротничком и белой, как бы не шёлковой, рубахой под ним.
На столе перед гражданином лежала желтоватая бумага, а в руке он держал натуральное гусиное перо, и как бы даже ни писал им взаправду: во всяком случае, имелась рядом открытая чернильница.
— Скажите на милость, сударь, — поднял голову он, — что же вам на месте-то не сидится?
Иннокентий от такой наглости растерялся. Виданное ли дело: состоящий в подпольном каком-то учреждении гражданин пред лицем нагрянувшей проверки вместо трепетного ужаса дерзит, можно сказать, что и с хамством!
— Вообще, — продолжал неприятный товарищ, — я вас постановил не касаться. Оставить на волю тех, кого вы столь упорно задеваете.
— Это кого ещё я задеваю⁈ — возмутился наконец Иннокентий в запальчивости. — Вы кто, собственно, такой будете? Позвольте ваши документы!
— Ну как же, — камзольный товарищ протянул руку в перстных, сдвинул папки какие-то на тесёмках и вытащил бумагу рукописную, может быть даже и чернилами выведенную. Только оказалась она не документом, этот вопрос гражданин полностью проигнорировал. А вместо того зачитал: — Портрет кавалериста Луки Прокоповича из-за шифоньера в комнате извлекли? С рамы сорвали? Раму, прости господи, снесли да продали? А полотно в трубочку свернули. Было?
— Шкаф на десять сантиметров лишних из-за этой рамы выпирал! У нас не так много квадратов, чтобы разбрасываться!
— Вас бы так скрутить, любезный, на старости лет за все ваши немалые перед Отечеством заслуги, — процедил этот нахал и снова уставился в кляузную бумагу: — Чем горшок цветочный с подоконника вам помешал?
— В нём ничего не растёт!
— Если вам не видно, что там растёт, это не значит, что надо всё руками трогать. Вы зачем его опорожнили и снесли на лестницу?
— Там курят! И бычки швыряют под ноги!
— Допустим. А с какой, скажите на милость, целью вы лепнину на стене ковром завесили, в произведение искусства вбив гвозди без стыда, так, что всё под вашим окаянным ковром растрескалось?
— Для тепла!
— Вам бы ещё люстру на пол перенесть да табуретки к окну прибить, сударь.
— Вы откуда, вообще-то, знаете, что я делаю в предоставленной мне комнате⁈ — спохватился Иннокентий. — Это уже решительно возмутительно!
— В отведённой вам комнате, любезный, вы по большей части недостойно обращаетесь с богом данной вам супругой. В чём, собственно, и состоит основной вопрос — потому как иное прочее не моего ума дело и само за себя постоять может. Но, видите ли, княгиня у меня уж больно сердобольная. Испокон веку её это вводит во всяческие затруднения. Вот, презрела вашу супружницу и