Брюс Кэмерон - Путешествие хорошего пса
Маргарет хотела, чтобы я лежал «Смирно» на коленях у других людей. Мне не очень нравился
весь этот процесс, но я слушался.
– Видите, какой он хороший? Тоби, ты хороший пес. Хороший пес.
Одна женщина подошла к дивану и легла на него, а меня положили на одеяло рядом с ней
и дали команду. Женщина хихикала, и я умирал от желания поцеловать ее в лицо, но сделал то, что мне было сказано, и получил угощение. Я все еще неподвижно лежал там, добиваясь
второго угощения, когда вокруг меня собралось несколько женщин.
– Хорошо, Маргарет, ты меня убедила. Можешь оставить его для своей работы, посмотрим,
как он справится, – сказала одна из женщин.
Маргарет наклонилась и взяла меня.
– Он справится, сестра.
– Нет, он не подходит. Он всех взбудоражит и все перегрызет, – возразила другая женщина.
Следующим утром Маргарет надела на меня ошейник и вывела на поводке к своей машине.
– Тоби, ты такой хороший, – сказала она мне.
Мы поехали кататься на машине, и я снова стал собакой переднего сиденья! Хотя я еще
не доставал до окна, чтобы высунуть из него свой нос.
Маргарет привезла меня в одно место, очень похожее на то, куда мы приходили с Сиджей
полежать на кушетке. Я улавливал запахи многих людей и чувствовал, что некоторые из них
больны. Тут было тихо, и пол был мягким.
Маргарет провела меня среди людей, и они или гладили, или обнимали меня, или, иногда,
неподвижно лежали на кроватях и внимательно на меня смотрели.
– Смирно, – скомандовала Маргарет. Я сосредоточился на том, чтобы сидеть неподвижно,
потому что я еще раньше научился – рядом с больными людьми надо вести себя именно так.
Я не подал сигнал, когда у нескольких почуял сильный знакомый запах – запах, который так
долго был у дыхания Трента. Ведь сигнал надо подавать по команде «молись», а такой
команды мне никто не давал.
Вскоре Маргарет отвела меня во двор под открытым небом, который со всех сторон был
огорожен стенами. Я принялся безудержно носиться, расходуя накопленную энергию, а потом
Маргарет дала мне веревку с резиновым мячиком на конце, и я стал трясти ее и таскать ее
повсюду, жалея, что рядом нет другой собаки, чтобы разделить со мной веселье. Я видел, что из окон на меня смотрели люди, поэтому прилагал все усилия, чтобы устроить им
настоящее шоу.
Потом Маргарет завела меня обратно в здание и показала мне клетку.
– Вот, Тоби. Это твой дом.
На полу клетки лежала новая подушка, и когда Маргарет, присев на корточки, похлопала
по ней, я послушно пошел и сел на нее.
– Это твоя кровать, Тоби. Хорошо? – сказала Маргарет.
Я не знал, должен ли я оставаться на подушке, но сильно устал и заснул. Проснулся я
от голоса Маргарет:
– Здравствуйте, наберите мне, пожалуйста, сестру Сесилию. Спасибо. – Я сонно посмотрел
на нее. Возле лица она держала телефон и улыбнулась мне, когда я зевнул. – Сесилия?
Это Маргарет. Я еще с Тоби в хосписе. Нет, даже лучше, они обожают его. После обеда
некоторые пациенты наблюдали, как он играл во дворе. Ни разу не гавкнул. Да, очень.
Спасибо, Сесилия. Это особый пес.
Я услышал слово «пес» и пару раз вильнул хвостом перед тем, как снова погрузиться в сон.
В течение следующих нескольких дней я привыкал к новой жизни. Маргарет приходила
и уходила, однако не каждый день, и скоро я запомнил имена трех других женщин. Фрэн, Пэтси и Мона водили меня на встречи с людьми, лежащими в постелях. Пэтси сильно пахла
корицей и слегка собакой, но никто из них не носил длинную струящуюся одежду, как Маргарет. Они говорили мне лежать смирно, и я устраивался рядом с человеком. Иногда
люди хотели со мной поиграть, иногда они меня гладили, а чаще всего они просто спали, и почти всегда я чувствовал их радость.
– Ты древняя душа, Тоби, – сказала мне Фрэн. – Древняя душа в теле молодой собаки.
Я завилял хвостом, услышав нотки похвалы в ее голосе. Да, люди такие, они говорят что-то
и говорят, не произнося слов «хороший пес», однако имеют в виду именно это.
В свободное от визитов время все это место было в моем полном распоряжении.
Все подзывали меня к себе. Некоторые из людей сидели в креслах, некоторые могли
двигаться, если Фрэн или кто-нибудь другой стоял позади и толкал их. Они любили меня, обнимали меня и тайком давали угощения.
Больше всего мне нравилась кухня, где мужчина по имени Эдди постоянно готовил еду.
Он давал мне команду сидеть и давал восхитительное угощение, несмотря на то, что сидеть –
самый простой трюк для собаки.
– Мы с тобой здесь единственные мужчины, – говорил Эдди. – Поэтому должны держаться
вместе, да, Тоби?
Раньше я всегда был только с одним человеком и посвящал этому человеку всю свою жизнь.
Сначала таким человеком был Итан. Я думал, что лишь благодаря любви к нему я родился
собакой, и начал заботиться о малышке Клэрити потому, что этого хотел бы Итан.
Но постепенно я стал любить Сиджей так же сильно, понимая, что Итана я не предаю. Собаки
могут любить не только одного человека.
Но здесь у меня вообще не было конкретного человека. Казалось, мое предназначение –
любить их всех. Моя любовь делала их счастливыми.
Я был псом, который любил многих людей – и это делало меня хорошим псом.
Я проделал очень долгий путь с тех пор, как люди впервые дали мне имя Тоби. На своем
жизненном пути я приобрел многие знания. Я понял, например, почему мне говорили
«смирно». Многие люди лежали в постели, и я чувствовал, что им больно; если я стану
забираться к ним поиграть, то могу навредить. Чтобы усвоить этот урок, мне хватило один раз
наступить одному мужчине на живот – его пронзительный вопль стоял у меня в ушах
несколько дней, и я чувствовал себя ужасно. Я не Граф, буйный пес, который не мог себя
контролировать. Я Тоби, который способен лежать смирно.
Когда я бродил вокруг самостоятельно, без сопровождения Моны, Фрэн или Пэтси, я ходил
проведать того мужчину, которому я наступил на живот. Его звали Боб, и я хотел, чтобы он
знал, что я раскаиваюсь. Как в большинстве комнат, к его кровати был придвинут стул, и, запрыгивая сначала на него, мне удавалось забираться к нему на одеяло, не делая больно.
Когда бы я к нему ни пришел, Боб всегда спал.
Однажды Боб лежал в кровати, и рядом с ним никого не было, а я чувствовал, как он уходит
из жизни. Теплые волны вздымались вокруг Боба, унося с собой его боль. Я тихо лежал рядом, стараясь быть настолько хорошим псом, насколько мог. Я считал, что если мое
предназначение – давать утешение больным людям, то намного важнее находиться рядом
с ними, когда они делают свой последний вздох.
Там меня и нашла Фрэн. Она проверила Боба и накрыла его голову одеялом.
– Тоби, хороший пес, – прошептала она.
Теперь, когда я чувствовал, что чье-то время пришло, я заходил в комнату, ложился
в постели и, утешая, провожал из этой жизни. Иногда вокруг уходящих собирались
родственники, а иногда они были одни, но обычно хоть кто-то из людей, которые проводили
свои дни в этом здании, помогая больным, тихо сидел рядом.
Порой родственники, увидев меня, испытывали страх и злость.
– Я не хочу, чтобы собака смерти была рядом с моей матерью! – однажды закричал
мужчина. Я услышал слово «собака» и почувствовал его злость, поэтому вышел из комнаты, не понимая, что я сделал не так.
Но бо́льшую часть времени мое присутствие всем нравилось.
Чего мне не хватало, так это других собак. Мне стали сниться сны, в которых были Рокки
и Граф, и все остальные собаки из собачьего парка, поэтому однажды я аж залаял
от удивления, когда Фрэн вывела меня во двор, и я увидел там другого пса!
Он был плотным, коренастым, крепким парнишкой по имени Чосер. Его шерсть пахла
корицей Пэтси. Мы тут же принялись бороться, будто знаем друг друга всю жизнь.
– То, чего Тоби не хватало, – со смехом сказала Фрэн. – Эдди говорит, что он почти впал
в депрессию.
– Чосер тоже ему рад, не меньше, чем угощению, – сказала Пэтси.
Мы с Чосером оба подняли головы. Угощение?
С того дня Чосер часто приходил к нам, и хотя у меня была работа лежать смирно, я всегда
находил время побороться с приятелем.
С родственниками иногда приходили и собаки, чтобы побыть в комнатах, где стояли
кровати, но эти собаки всегда были взволнованы и не хотели играть, даже когда их выпускали
во двор.
Так прошло несколько лет. Я был хорошим псом, выполнял много задач и уже чувствовал
