Модно, сексуально, бессознательно. Психоанализ стиля и вечной проблемы «мне опять нечего надеть» - Паскаль Наварри
Эти взгляды, «предшествующие» отказам от влечений, даже могут сохранить силу, которая продолжает присутствовать в психике спустя многие годы, и тогда восприятие самого себя как звезды может остаться фантастической целью, особенно действенной в увлечении модой.
Зеркало: игра или непреложный императив
Затем на протяжении детства визуальное общение младенца с его окружением организуется и структурируется. На стадии зеркала, согласно концепции психоаналитика и философа Жака Лакана[22], в первый год жизни ребенок способен, глядя на образ самого себя и находя поддержку во взгляде извне, формировать нарциссическое удовольствие вокруг своего телесного «я».
Он идентифицирует себя с совершенным образом, отраженным в зеркале, и наслаждается. В этот момент детский нарциссизм на некоторое время совпадает с узнающим взглядом другого человека, и, вероятно, создается совершенная фигура, идеал собственного «я», состоящий одновременно из детского всемогущества и взгляда другого человека, в котором ребенок выискивает себя.
Таким образом, в этот основополагающий момент закладывается формирование «я» и его отношения с идеалом. Лакан настаивает на непримиримом характере этой связи с того момента, как она устанавливается между собственным «я» и воображением.
Однако под влиянием этого образа ребенок также чувствует свое несовершенство, потому что ощущает, что не полностью совпадает с тем, что от него ожидают, с идеалами своих родителей и среды.
С одной стороны, это несоответствие происходит из сложности родительских фантазий и из того, что, при первом общении, содержит в себе элементы сравнения между реальностью и фантазиями. Реальный ребенок никогда полностью не соответствует мечтаниям своих родителей, и малейшие, а иногда очень глубокие расхождения могут броситься им в глаза; иногда реальность даже разочаровывает их, заставляя осознать явное неисполнение собственных бессознательных желаний.
Так в той или иной степени выражается вся сложность их восхищения и неоднозначность их отношения к ребенку, и этот в значительной мере бессознательный язык станет носителем загадки для ребенка.
С другой стороны, необходимых для будущей самостоятельности отречений и приобретений не бывает без борьбы с ощущением детского всемогущества. Однако привыкание к реальности в значительной степени зависит от визуального восприятия, являющегося важнейшим инструментом ориентации в окружающем мире: удаленность предметов от ребенка, организация пространства, взгляд в сторону родителей, обозначающих границы и опасность, принятие того, что неприемлемо…
Из ощущения ребенком несоответствия своим собственным нарциссическим удовольствиям, к которому ему придется адаптироваться, возникает зов, неопределенное ожидание. Отсюда, по мнению психоаналитика Женевьевы Морель[23], «его страстное стремление на протяжении всей жизни ко всему, что могло бы усовершенствовать этот образ и сделать его желанным».
Именно этот комплекс сложных расхождений, смешивающий очень разные категории, и в значительной степени категории бессознательного, делает необходимым подход к зеркалу в поиске того «образа», который, наконец, будет удовлетворительным, вобравшим в себя чувства и зыбкие психические реальности.
Возможно, именно в этом возвратном движении, через мини-достижения, которых оно дает возможность добиться – образ сорванца, а затем образ молодой модной студентки или очень сексуальной молодой женщины, – и приобретает свой смысл следование моде.
Травматичные воспоминания
Более соблазнительный, более оживленный материнский взгляд, в зависимости от того, чем он окрашен, либо, напротив, взгляд, менее располагающий к тому, чтобы быть перехваченным, как показывает пример Карла Лагерфельда, возможно, вынуждает ребенка вызывать эффект удивления для того, чтобы притянуть его к себе и позднее породить такие фантазии, как: «Она узнает меня в толпе, и ее глаза засияют».
Мысль о том, чтобы спровоцировать новый взгляд, принудить к этому взгляду, то есть вызвать удивление, озарить другого человека благодаря самому себе и в ответ почувствовать себя необыкновенным, может даже превратиться в цель. Однако, когда дальнейшая жизнь не приносит достаточного удовлетворения, это стремление может принять ностальгический характер или порой даже травматический оборот, когда интериоризация отдельных взглядов преждевременно сгущает драматические события.
Мария Б. давно работает в сфере моды и думает, что ее тяга к одежде, образу, манере, а также ее интерес к истории моды связаны с воспоминанием ее раннего детства. Она рассказывает об этом одновременно с достоинством и без всякой напыщенности: эмоции, которые охватывают ее, когда она вспоминает об этом, едва ощутимы, и чувствуется, что ее отчаяние во время того обмена взглядами осталось неизменным.
Ей было примерно три с половиной года, возможно четыре, когда отец, в виде исключения, заставил ее подняться на переднее сиденье своей очень красивой машины и подарил несколько платьиц, которые она и сейчас может описать во всех подробностях.
Совсем маленькая девочка устремляет очарованный взгляд на платья, когда с заднего сиденья машины выглядывает улыбающееся лицо молодой женщины, а отец объясняет, что платья купила для нее его новая подруга. «В этот момент, – говорит она, – я подумала, что предаю свою мать». И это чувство вины больше не покинет ее.
Отцовская мизансцена, по всей вероятности устроенная для того, чтобы встреча с будущей мачехой сочеталась с удовольствием от получения новых вещей, подействовала на Марию Б. как ловушка, когда ее очарованный взгляд тут же был продублирован впечатлением, что она совершает непоправимую ошибку. И даже если при воспоминании об этом ей кажется, что она отнюдь не проявила смущения, она очень дорого платит за свое непреодолимое очарование этими платьицами.
Все происходит так, как если бы это воспоминание сгустило ужасное воздействие на совсем маленькую девочку, которая, возможно, в тот самый момент осознала, что ее мать действительно умерла. Девочку, чувства которой – в сценарии, когда ее отец словно хочет убедиться в ее соучастии, – вдруг внезапно подвергаются одновременному влиянию воспоминаний о той, что больше никогда не сможет взглянуть на нее, и очарованности подарками другой женщины, живой и улыбающейся замены, которая с жадным ожиданием смотрит на нее, одаривая платьями.
То, что Мария Б. сегодня работает в области моды, – не случайность. Теперь в ее распоряжении находятся платья, которые она выбирает в красивых витринах. Услуги, предлагаемые ею своим клиенткам, не ограничиваются советами по стилю и не оцениваются в деньгах, и можно вообразить, что в своих повседневных разъездах, когда она видит других женщин, сражающихся с собственным взглядом на самих себя, она лучше, чем кто бы то ни было, может помочь им сделать выбор, не попадая в ловушку.
Возможно, важность моды заключается также в том, что она позволяет разработать искусный язык наших самых глубоких, а иногда также самых интимных переживаний, интерпретируя их через мелкие штрихи в духе времени…
Через эффект сублимации нашего прежнего опыта, через его настойчивое влияние на
