Модно, сексуально, бессознательно. Психоанализ стиля и вечной проблемы «мне опять нечего надеть» - Паскаль Наварри
Кроме того, визуальный образ сразу же вызывает вопрос у того, кто смотрит и сам подвергается осмотру, и у того, кто на него смотрит. Так происходит изначально невзаимный и разбалансированный обмен.
Незамедлительно становящаяся носителем загадок неразрывная пара «видеть – быть увиденным» и ее влияние на нашу психическую конструкцию умножает ситуации, при которых сомнения рискуют одержать верх над уверенностью, причем самым непримиримым образом. Это отмечает Жерар Бонне[16], констатирующий также, что в скопическом влечении существуют три разные формы удовольствия: удовольствие видеть себя, удовольствие смотреть, удовольствие демонстрировать.
В нашей повседневной жизни обмен взглядами, к которому мы стремимся, несет на себе отпечаток тех, кем мы глубоко прониклись с самого рождения. «Новый» взгляд на себя, как предлагает мода, возможно, является поиском и желанием вновь обрести тот взгляд, которым смотрят на нас с момента рождения и в ранние годы детства, когда мы еще были самым новым «творением» в жизни наших родителей и открывали глаза на мир.
Действительно, некоторые составляющие главных будущих отношений появляются с самого первого момента жизни. Такое раннее развитие визуального восприятия в человеческих отношениях подчеркивается Фрейдом, который в работе «Я и Оно»[17] еще раз настаивает на первенстве визуального восприятия и его близости к бессознательным процессам в реестре одновременно более общем и более неуловимом, чем язык.
Механизмы, управляющие визуальным восприятием, можно исследовать на разных уровнях с самого рождения. Например, хорошо известен процесс запечатления (или импринтинга)[18], подчеркнутый этологами, который отлично проиллюстрировала история об утенке Конрада Лоренца (едва вылупившись из яйца, утенок, который видит в первую очередь Лоренца, тут же, с первого взгляда, опознает его как свою «мать» и эмоционально прочно привязывается к нему).
И хотя мы еще мало что знаем о сложности этих механизмов в человеческой природе, нам тем не менее известно, что у ребенка все сенсорные полюса активируются в разное время: именно обоняние, а также слух и осязание, вероятно, первыми участвуют в процессе.
Визуальное запечатление как будто существует даже в том случае, если оно не преобладает, может быть, по причине незрелости зрительного аппарата при рождении, из-за чего новорожденный видит очень расплывчато. Но зрение также является первым сенсорным полюсом, которым овладевает младенец.
Например, в промежутке от двух до четырех месяцев он прерывает общение, отводя глаза, если устал[19]. Не для того ли, чтобы мгновенно успокоить переживание ярких сенсорных ощущений, которым он подвергается с момента рождения?
По мнению психоаналитика Дональда Мельцера, «красивая и преданная мать представляет, как правило, для своего красивого младенца сложный объект, сенсорный и инфрасенсорный интерес к которому полностью овладевает им. Его бомбардирует ее внешняя красота, сконцентрированная, как и следует, на груди и лице, при этом и то и другое выглядит еще более сложно из-за сосков и глаз, вызывая страстное эмоциональное переживание, являющееся результатом его собственной способности визуально воспринимать эти объекты как „красивые“»[20].
Наряду со способностью младенца видеть существует также способность тех, кто на него смотрит: сложные взгляды, одновременно информативные и эмоциональные, любовные и восхищенные, но также внимательно следящие за состоянием ребенка. В первое время родители бессознательно оценивают ребенка с разных точек зрения, он становится для них источником радикально новых эмоций.
Счастливые или несчастливые расхождения между тем, что более или менее смутно ожидалось, и тем, что присутствует в реальности, вызывают разного рода удивление. Начиная с первых опытов общения и первых удовольствий, когда уже можно «есть глазами» или «не сводить глаз», организуются объекты и цели скопического влечения, парциального влечения, опирающегося на зрительный аппарат, что обеспечивает психическое удовлетворение, такое как видеть и/или такое как привлекать к себе внимание.
Первые звезды, нарциссическая полнота
Первые материнские и отцовские взгляды были уже подготовлены к появлению ребенка мечтаниями и разнообразными осознанными и неосознанными мыслями. Когда будущая мать занимается приданым для ожидаемого ребенка, она тем самым впервые одевает свое воображаемое дитя, ребенка, порожденного ее нарциссизмом.
Первые наряды для малыша неотделимы от предваряющих материнских взглядов: взглядов на своего идеального ребенка, на то, что она желает увидеть в нем, на то, как она представляет его в физическом плане и не только в нем, это взгляд на существо, которое она скоро произведет на свет. Но что происходит, когда оно появляется «по-настоящему»?
Нас часто забавляет способность родителей новорожденного приходить в восторг от красоты своего младенца. Центр внимания, звезда, его (или ее) величество, тот или та, кто простым фактом своего существования и ничего для этого не делая, кроме как пребывая в этом мире, пользуется восхищенным и восторженным вниманием и от кого больше ничего не требуется: вот что мы представляем собой в первые дни своей жизни! Нет ли в нашем очаровании звездами чего-то такого, что могло бы происходить из нашего собственного воображаемого воспоминания о том, как мы сами были полноценными звездами?
Во взгляде родителей малыш, вероятно, ощущает и «видит» именно ту силу притяжения, которой он воздействует на них, которая придает ему сложную новизну, поскольку несет в себе ожидания, связанные с предшествующим ему прошлым. Можно вообразить, что свет этого восхищенного родительского взгляда обладает особым блеском, проистекающим из своего рода «временного преодоления» реальности. Преодоления, потому что на самом деле новорожденный ребенок гол, а его выживание полностью зависит от окружения, и кажется, что подобной ситуации объективно мало кто позавидует…
Может быть, именно этого «преодоления реальности» мы затем добиваемся всю свою жизнь: вызывать восхищение, становясь «новым», становясь носителем всевозможных фантазий, свободным от всех внешних ограничений, которые нам позднее навязываются, таких как подавление влечения к вуайеризму и эксгибиционизму; а также освобождаясь от реальности преходящего времени, оставаясь в состоянии своего рода блаженной непосредственности.
Фрейд, упоминая о младенческой жизни Леонардо да Винчи, говорит о «любви матери к своему младенцу, которого она кормит грудью, за которым ухаживает и который является чем-то, что вызывает значительно более глубокую эмоциональную привязанность, чем ее последующая привязанность к подростку»[21]. Для Фрейда эта сильная любовь служит источником сублимации в живописи Леонардо да Винчи и, в частности, в картине «Джоконда».
На более общем уровне эти первые звездные моменты, когда нарциссическая полнота кажется, прежде всего, внутренней, несмотря на то что она переносится и подпитывается тем, что ребенок ощущает в восхищенном блеске родительских глаз, могли
