Брюс Кэмерон - Путешествие хорошего пса
замечательные теплые руки. Я зарылся в нее, постанывая и плача, настолько был рад видеть
мою девочку.
– Тише, Макс, ладно? Тише, – говорил Трент.
– Ты скучал по мне, правда, Макс? Да, малыш? – Интересно, почему голос Сиджей был
таким слабым и хриплым. С ее руки свисал пластмассовый поводок, а в комнате раздавались
пикающие звуки, которые мне не нравились.
– Как ты себя сегодня чувствуешь? – спросил Трент.
– Горло еще болит от трубки, но уже лучше. И подташнивает, – ответила Сиджей.
Я хотел обнюхать ее всю и исследовать все эти странные новые ароматы, но ее руки были
напряжены, когда она удерживала меня, и я понял, что нужно сидеть смирно.
– Я знаю, ты думаешь, что выглядишь ужасно, но по сравнению с тем, какой ты была
в реанимации, сейчас тебя могли бы допустить к марафону. Твои щеки снова порозовели, –
сказал Трент. – И глаза стали ясными.
– Я уверена, что выгляжу превосходно, – пробормотала Сиджей.
В комнату вошла женщина, и я зарычал на нее, давая понять, что теперь Сиджей
под защитой.
– Макс, нет! – скомандовала Сиджей.
– Макс, нет, – сказал Трент. Он подошел и тоже положил на меня руки, так что я был
надежно прижат, пока женщина дала Сиджей что-то съесть, а потом попить из маленького
стаканчика. На самом деле мне нравилось, что они оба меня держат, и сидел спокойно.
– Как его зовут? – спросила женщина.
– Макс, – хором сказали Трент и Сиджей. Я завилял хвостом.
– Ему нельзя здесь находиться. Собакам сода вообще нельзя.
– Он такой маленький, не лает, не шумит, – сказал Трент. – Можно ему побыть здесь еще
минутку?
– Я обожаю собак. Я никому не скажу, но если вы попадетесь, даже не вздумайте сказать, что я про него знала, – ответила женщина.
Когда она ушла, Трент и Сиджей снова хором сказали: «Хороший пес», и я завилял хвостом.
Я чувствовал много темных эмоций внутри моей девочки, печаль и безнадежность, я тыкался
в нее носом, однако мне никак не удавалось поднять ей настроение. А еще она была уставшей, даже истощенной, и вскоре ее рука перестала удерживать меня, а просто лежала на мне, придавленная собственной тяжестью.
Я был в замешательстве. Почему Сиджей находится в этой комнате? Но еще больше я был
озадачен и расстроен тем, что вскоре Трент меня позвал и оттащил от Сиджей за поводок.
– Мы вернемся через пару дней, Макс, – сказал он.
– Макс, ты хороший мальчик. Иди с Трентом. Нет, не приводи его больше, я не хочу воевать
с медицинским учреждением., – сказала Сиджей, а я завилял хвостом, услышав, что я хороший
мальчик.
– Я вернусь завтра. Только поспи сегодня ночью, хорошо? И звони, если не сможешь
заснуть, я всегда рад поболтать с тобой, – сказал Трент.
– Ты не обязан приходить каждый день.
– Я знаю.
Мы вернулись домой к Тренту. В следующие дни Энни приходила забирать меня
на прогулку с Харви, Джаззи и Дзеном, но теперь, когда Трент возвращался вечером домой,
кроме всех остальных странных запахов на его руках я чуял едва уловимый аромат Сиджей…
Через день или два мы вернулись в маленькую комнату, где Сиджей отдыхала в той же
самой кровати. Хотя пахла она чуть лучше и даже приподнялась, когда Трент выпустил меня
из мягкого контейнера.
– Макс! – радостно воскликнула моя девочка. Я прыгнул к ней на руки, и она обняла меня.
К ее руке больше не был привязан поводок, и пикающих звуков не было слышно. – Закрой
дверь, Трент, не хочу, чтобы его заметили.
Пока Сиджей и Трент разговаривали, я свернулся в клубок у нее под рукой, застолбив
участок на кровати, чтобы, когда Трент соберется уходить, он не забрал меня с собой. Я уже
начинал дремать, когда услышал возглас женщины, донесшийся со стороны двери: «Боже
мой!» Я сразу же узнал ее голос.
Глория.
Она ворвалась в комнату, впихнула Тренту цветы, которые принесла с собой, и подошла
к кровати Сиджей. От нее пахло этими цветами, и еще на ней было много других сладких
ароматов, от которых у меня слезились глаза.
– Ты выглядишь ужасно, – сказала она.
– Я тоже рада тебя видеть, Глория.
– Тебя хоть кормят? Что это за место?
– Это больница, – ответила Сиджей. – Ты помнишь Трента?
– Здравствуйте, мисс Махони, – сказал Трент.
– Естественно, я знаю, что это больница! Здравствуй, Трент. – Глория приблизила лицо
к Тренту, а потом снова повернулась к Сиджей. – Я чуть не умерла, когда узнала!
– Извини, – сказала Сиджей.
– Дорогая, ты думаешь мне никогда в жизни не было тяжело? Тем не менее, я всегда
находила в себе силы идти дальше. Ты превращаешься в неудачника, только если сдаешься.
Но дойти до такого… Боже, я чуть не потеряла сознание. Я приехала сразу же, как только
узнала.
– Ну, скажем, через десять дней, – прокомментировал Трент.
Глория повернулась к нему.
– Что?
– Я звонил вам десять дней назад. Вряд ли это можно назвать «сразу».
– Ну… Какой смысл приезжать, пока она в коме, – нахмурившись ответила Глория.
– Действительно, – сказал Трент.
– Она права, – ответила Сиджей, и они с Трентом ухмыльнулись друг другу.
– Терпеть не могу больницы. Просто ненавижу их, – сказала Глория.
– В этом плане ты уникальна, Глория, – прокомментировала Сиджей. – Большинство людей
просто обожают их.
На этот раз Трент рассмеялся.
– Как ты думаешь, Трент, имеет ли мать право поговорить с дочерью наедине? – холодно
спросила Глория.
– Конечно. – Трент оттолкнулся от стены.
– И забери свою собаку, – приказала ему Глория. Я взглянул на Сиджей, услышав слово
«собака».
– Это моя собака. Его зовут Макс, – сказала Сиджей.
– Позови, ели что-нибудь понадобится, – сказал Трент, выходя из комнаты.
Глория села на единственный стул.
– Да, здесь действительно гнетущая обстановка… Так что, Трент опять появился
на горизонте?
– Трент никогда не был «на горизонте», Глория. Он мой лучший друг.
– Ладно, называй как хочешь. Его мать, которая, естественно, только и ждала, чтобы
позвонить мне в ту же секунду, как узнала, что моя дочь приняла антифриз, говорит, что он
вице-президент в банке. Не верь ему, если он ведет себя, как большая шишка – в банках
должности раздают всем подряд, это компенсация за мизерную зарплату.
– Он инвестиционный банкир, очень успешный, – раздраженно ответила Сиджей.
– Кстати об инвестициях. У меня важная новость.
– Ну рассказывай.
– Карл намерен сделать мне предложение.
– Карл?
– Я же рассказывала тебе про Карла. Он сколотил состояние, продавая эти штучки
для монеток, которые встраиваются в разные аппараты, чтобы в них опускать четвертак. У него
дом во Флориде и двадцатиметровая яхта! А еще у него квартира в Ванкувере и доля
в гостинице на лыжном курорте Вейл в Колорадо, куда мы можем приезжать в любое время.
Вейл! Всегда мечтала там побывать, да никак не попадался нужный человек. Говорят, что Вейл
совсем как Аспен, только без местных, которые все портят.
– Так что, ты выходишь замуж?
– Да. Он сделает мне предложение в следующем месяце. Мы едем на Карибские острова, а я
знаю, что именно там он делал предложение обеим своим предыдущим женам. Все ясно, как дважды два. Показать его фотографию?
– Конечно.
Зевнув, я посмотрел вверх. В этот момент Глория передала что-то Сиджей, и та аж завизжала
от смеха.
– Это Карл? Он что, ветеран Гражданской войны?
– Что ты имеешь в виду?
– По виду ему уже тысяча лет.
– Совсем нет, он просто утонченный. Попрошу тебя не отзываться о нем грубо! Он будет
твоим отчимом.
– О Боже. Сколько раз я уже это слышала. А что с тем, который выплатил нашу ипотеку, которого ты меня заставляла называть «папой»?
– Большинство мужчин ненадежные. Карл – он другой.
– Ну да, он же антиквариат.
– Представь, он до сих пор поддерживает дружеские отношения с предыдущими женами.
Это уже о чем-то говорит.
– Конечно. – Сиджей положила руку мне на голову, и я начал засыпать, согреваемый ее
чистой любовью. И скоро заснул. Но почувствовав гнев в Сиджей, тут же проснулся.
– Что ты имеешь в виду, говоря, что не будешь это обсуждать? – спросила Сиджей Глорию.
– Они ужасно ко мне отнеслась. Мы не будем иметь с ними никакого дела.
– Это несправедливо по отношению ко мне. Они мои кровные родственники. Я хочу их
узнать, узнать, кто в моем роду.
– Я вырастила тебя сама, без посторонней помощи.
Я ощутил, как внутри Сиджей начала зарождаться печаль.
– Я мало что помню из того времени, когда папа привозил меня туда ребенком. Я помню…
