Модно, сексуально, бессознательно. Психоанализ стиля и вечной проблемы «мне опять нечего надеть» - Паскаль Наварри
Несмотря на старания, прилагаемые героем для того, чтобы умертвить свою сексуальность, превратив ее только в полосу препятствий в борьбе за сексуальное наслаждение, его ненависть к тому, кто грязен, беден, к человеку с физическим недостатком, к женщине, которую нужно уничтожить после сексуального контакта, потому что она сталкивается c тревогой отсутствия и с тревогой желания другого человека, наводит на мысль о фекальной направленности сексуальных отношений.
Эта ненависть нацелена лишь на то, чтобы полностью подчинить другого человека своей власти, обесценить его, как отмечает психоаналитик Жаклин Шеффер[140]. Обладание брендом, как печатью роскоши, превращается в своего рода фетишистское действо, достигающее таким образом своей цели уклонения от любой тревоги, так как все, чего недостает, все, что делает героя решительно незавершенным, отрицается, и он может пребывать в иллюзии, что, имея деньги, всегда всего можно добиться.
Аксессуар, бренд и иллюзия идентичности
Сумка, которой вы должны обладать, важность которой заключается исключительно в фирменном знаке и которая вообще не совсем сумка, постоянно рискует потерять долю своей репрезентативной ценности, даже если она рассматривается как нечто большее, чем просто аксессуар.
Если нужно иметь сумку марки Prada или Chloé, то этот императив превращает стремление заполучить ее в пробел, который следует немедленно заполнить: обладать этой сумкой все равно что обладать «временным фетишем». И обладание этим воспроизводимым по своему действию, повторяемым предметом, смыслом существования которого служит только бренд, не имеющий никакого значения с точки зрения пользы или эстетики, позволяет избежать некоторых переживаний.
Исчезновение этой сумки привело бы лишь к потере брендовой вещи, потере, мгновенно восполняемой, так как знаменитый бренд продолжит выпускать целую серию других, одновременно похожих и новых сумок. И неважно, какая модная сумка в будущем снова откроет возможность пережить «брендовый момент» и в свою очередь станет парадоксальным образом необходимой… Ни больше, ни меньше!
Потому что потеря сумки, ценной только благодаря бренду, – это не потеря, которая питает воображение: эмоциональные элементы (цвет, форма, обстоятельства приобретения вместе с подругой или, например, по важному поводу) и все воспоминания, связанные с этой сумкой, никогда не были на первом плане. Главным для желанного аксессуара стало то, что он представляет своеобразный «сезам» или «ковер-самолет», гарантирующий вхождение в удивительный мир и реализацию идеальной внешности.
Таким образом, он влечет за собой более прямую инвестицию, так как предлагает исключительность, но так же быстро теряет ценность, так как его исключительность очень недолговечна. Бренд выдает себя одновременно за пункт средоточия значимости модного предмета и за пункт его самоотрицания, потому что он всего лишь логотип.
Мы только что видели, что существуют ужасные ситуации, когда сильные эмоции опасны, потеря невозможна, страдание невыносимо и когда исключительный интерес к брендам, заслон от всего, что могло бы вызвать тревогу, становится сигналом к обесчеловечиванию.
Благодаря дополняющей его сверхидеализации внешнего вида другой человек и собственное «я» становятся такими же продуктами, как все остальные, предназначенные для потребления или идущие в отбросы, как это подчеркивает в своем блоге журналист и писатель Марк Симпсон. «Герой А.П. [ „Американского психопата“] слишком занят своей огромной пилкой для ногтей, чтобы позаботиться о том, чтобы сделать счастливой молодую женщину. И, в любом случае, это имело бы для него не столь большое значение, как пятно на белом, обитом шелком диване…»[141]
С той же точки зрения стоило бы, возможно, поразмыслить над словами кутюрье и бизнесмена Тома Форда (ранее работавшего в компании Gucci): «Я человек, но я также и продукт»[142]. Потому что помимо коммерческой перспективы, в которую они вписываются – как и очень распространенное высказывание в стиле «нужно уметь подать себя», – и понимаемые буквально, эти слова, возможно, служат признаком постепенного смещения понятия идентичности и проблемы цивилизации.
Выражение «Это не сумка», как и выражение «Это не человек», принимают тогда поразительный характер, так как десимволизация здесь парадоксальным образом сочетается с процессом, искусственно создающим моду как империю символов, практически лишенных своего привычного смысла и порой даже любого смысла.
Здесь мы оказываемся в высшей точке мира потребления, как его описывает философ и культуролог Жан Бодрийяр: «Эта конверсия, при которой объект переходит в промежуточное состояние знака, предполагает одновременное изменение человеческих отношений, которые превращаются в потребительские отношения, то есть тяготеющие к потреблению самих себя (в двойном смысле самореализации и самоуничтожения) в объектах и посредством объектов, которые от этого приобретают вынужденно посреднический характер и очень скоро превращаются в замещающий символ, в алиби»[143].
Могут ли современные структуры моды дать нам указание на это «изменение» в человеческих отношениях? Поскольку желание превосходства, увлекаемое нашей все более и более сомнительной идентичностью, больше не приемлет того предела неопределенности, который может противопоставить нам другой человек, нами овладевает исключительное стремление к обладанию чем-то конкретным, вещью или брендом, которые будут носителями «молодых» символов, отрицая таким образом непостоянство всего, что было создано в переменчивых, шатких, хрупких человеческих отношениях.
Однако цивилизационный процесс подразумевает отношение к другому человеку, признающее, что другой, как и ты сам, является совершенно непотребляемым видом. Пространство, обеспечиваемое таким признанием, – это пространство, позволяющее подавить наши архаичные фантазии или превратить их в воображаемые, перенесенные, сублимированные сценарии. Благодаря им становится возможным построение отношений с другим человеком, существующим отдельно от нас.
Однако если верх возьмет архаичное соперничество, если категория мгновенного и настоятельного потребления «того же желанного» превращается в обыденность отношений, то что останется от творческого пространства себя самого и другого человека, которому оказывала помощь мода?
10
Взгляд омрачается: меланхоличные попытки моды
Видя, как мертвенно-бледные манекенщицы с темными кругами под глазами, с суровым выражением лица демонстрируют свою худобу в рваной, дырявой одежде, понимаешь, что мода тоже может играть в «мрачной» тональности, и не только во время дефиле.
«Рваная, изношенная» одежда, при условии, что она хорошо сидит, в большой моде считается очень стильной, как доказывают злоключения Кейт Мосс[144], которую некоторые считают эталоном модного поведения:
«Вечером в прошлый четверг Музей королевы Виктории и принца Альберта проводил прием в честь открытия уникальной выставки „Золотой век моды“. Приглашенная на него Кейт Мосс явилась в винтажном шелковом платье от Диора цвета шампанского. Проблема: едва она сделала
