Кодекс Императора II - Виктор Молотов

Досконально неизвестно, как это работает, в разных жизнях я проводил исследования, иногда нанимая для этого целые научные команды. Показатели всегда были разные, неважно, в пределах одного мира или нет.

Но ясно только одно, чем больше соприкасаешься с аурой противника, чем больше впитываешь энергию его души, тем быстрее становишься сильнее.

Ночка выдалась веселой: я поглотил пятнадцать даров, два из которых развеял, забрав от них частичку, чтобы восстановиться после боя. Это были слабые дары, которые мне совсем не нужны.

Вишенкой на торте стал маг воды в ранге бога войны, с ним мне пришлось попотеть.

— Кстати, Алина, вызови ремонтную бригаду, — говорю служанке.

— Надо починить охотничий домик? — уточняет она.

— Надо снести то, что осталось и построить заново, — хмыкаю я.

Алина смотрит на меня широко распахнутыми глазами.

— Мы немного там пошумели, — продолжаю я.

— Было много сильных магов?

— По-настоящему сильным был только один. Маг воды. Наши враги рассчитывали, что он сможет победить Разумовского.

Вода и огонь неплохо сражаются, но когда речь идет об одинаковых талантах, то побеждает тот, у кого больше опыта. Вероятно, враги рассчитывали, что Кутузов все годы бегства был в изгнании — в тех местах, где нельзя тренироваться, сидел где-нибудь в глубинке и не высовывался. И хорошо, что они не догадываются о моей связи с графом Соломоновым, ведь Святозар все это время тренировался у него, и даже стал сильнее.

Мой глава гвардии запросто справился бы с этим магом воды, и он это понял по моему рассказу. Поэтому спросил:

— Может, в следующий раз вы возьмете меня с собой?

— В следующий раз обязательно, а сейчас нужно было так, — отвечаю я.

— Понятно, — кивает он.

— А я не поняла! — возмутилась Алина. — Зачем так?

— Чтобы ощутить себя живым, — отвечает Кутузов.

— Во! Он сразу меня понял, — отозвался я. — А ты послушала моего приказа не подходить минимум на сто метров?

— Ну, мы не приближались ровно на сто метров, — улыбнулась Алина.

— Я ощутил минимум тридцать Одаренных, — сухо сказал Кутузов.

— А ты что там делал? — спрашиваю я.

— Мимо проходил.

— Ой, секунду, — вспомнила что-то Алина. — Совсем забыла сказать, ваша сестра хочет поговорить.

* * *

Федор находился в просторном кабинете Казанского князя. Перед ним с мрачным видом сидел мускулистый мужчина семидесяти лет, но дар позволял ему выглядеть максимум на пятьдесят пять — это был правитель этих земель. Дар Стали сделал из всей семьи князя непревзойденных фехтовальщиков, сталь в прямом смысле подчинялась силам их мыслей.

Рядом с князем сидели два его сына — средний и старший.

— Этот Кутузов не должен был справиться, — ударяет по столу кулаком Федор.

Злость так и переполняла его — он искренне надеялся сегодня утром получить новости о смерти младшего брата.

— По всей видимости, справился, — отвечает князь.

Фамилия его была созвучна с названием этих земель — Казанский.

— Его отец обещал отправить настоящих профессионалов! — продолжал Федор.

— Возможно, он не знает своего сына так хорошо, как знал раньше.

— Не переживай, — говорит старший сын князя — Евгений. — Это все неважно. Мы не знаем подробностей, наверняка кто-то из Одаренных не убит, а ранен, и скоро прольется свет на произошедшее. Но даже это не важно.

— А что важно? — хмыкает Федор.

— У нашей коалиции гораздо больше ресурсов, чем у цесаревича Дмитрия, — отвечает Евгений.

Они давно дружили с Федором, поэтому могли говорить откровенно.

— Как и у канцлера, который должен был быстро решить этот вопрос.

— Жалеешь, что сбежал из столицы?

— Я не сбегал, а принял разумное решение ради своей же безопасности.

— Не доверяешь своей гвардии? Думаешь, младший Разумовский может и через них прорваться?

— Я не привык рисовать.

— Ты? — усмехается Евгений. — Друг, ты еще как любишь рисковать.

— Только не в том случае, когда риск касается меня. А вот другими — вполне.

— Кстати, в новостях уже пишут, что цесаревич Федор покинул дворец. Тебе не мешает собрать конференцию и ответить на вопросы.

— В ближайшие дни этим займусь.

Федор и сам понимал, как это важно. Его уход из дворца может сказаться на репутации. Но это не столь волновало цесаревича, как смерть его младшего брата. Он постоянно перебирал в голове варианты… как бы сделать это наверняка.

Он был готов пожертвовать многим, чтобы достигнуть этой цели, и наконец отомстить.

— Сегодня поговорю с канцлером. Раз он взял на себя обязательства убить младшего братца, то пусть выполняет. Но если сегодня он не даст мне внятного ответа, то я приму ваше предложение, — говорит Федор.

— О! Вот так бы сразу! — обрадовался Евгений, и даже лицо его отца просияло.

Дальше разговор перешел в деловое русло. Казанские и Федор обсудили дальнейшие планы, в частности — нападение на Эстонскую Федерацию и Литовское княжество.

Союзниками Федора стали в основном те аристократы, кто также как и он жаждали войны. Дворяне жаждали заполучить новые земли и возможности заработка, а Федор желал расширить Российскую империю, насколько это возможно.

По мнению Федора, империя была сильна… очень сильна. И эта сила простаивает слишком долго. С ее помощью можно запросто захватить Эстонскую Федерацию и переплюнуть заслуги Первого императора, личность которого слишком раздули в истории… Давно пора ее заменить кем-то более значимым, и Федор видел себя в этой роли.

В свои покои цесаревич вернулся только под вечер, пьяным после посиделки с Казанскими. Он уснул сразу, как его голова коснулась подушки.

Федор Романов проснулся от громкого шума. Двери в его покои выбили.

От едкого чувства страха внутри у цесаревича все сжалось, но так просто сдаваться он не собирался. Клинок Федор не нашел, он торопился… и даже не включил свет.

Вспомнив, что возвращаясь сюда, у него в руках была полупустая бутылка шампанского — ей он и вооружился.

Осмотрелся вокруг — окно распахнуто настежь, цесаревича обдало потоком холодного ветра.

Вдруг в комнату заходит его личная гвардия. Увидев их, цесаревич выдохнул.

— Все в порядке, Ваше Высочество? — спрашивает начальник охраны, смотря, как Федор стоит с бутылкой на вытянутой руке.

— Все хорошо, — отвечает он, сам в это не веря.

— Может, тогда опустите… эмм, оружие?

Цесаревич поставил бутылку на пол,