Кодекс Императора II - Виктор Молотов
— Было, у вас попросту нет допуска к подобной информации, ваше высочество.
Он протянул мне документы и я внимательно их изучил.
— Вот значит как… — протянул я.
— Ваше Высочество, этот значимый шаг укрепит ваше политическое влияние, и ваши шансы на престол возрастут в разы, ведь это именно вы решили ответить за погибших.
Я не спешил отвечать.
— Вы подпишите? Или нам стоит обратиться к Федору Алексеевичу?
Ухмыляюсь и отвечаю:
— Конечно, подпишу. Без проблем.
Беру ручку и ставлю на документе свою подпись.
— Вы сделали правильное решение, — говорит Тимофей Игоревич и выходит вместе со своими помощниками.
— Ну-ну, нашли здесь новичка. Я это запомню, — говорю я и возвращаюсь к чтению отчетов.
* * *
Тимофей Игоревич шел по коридору и улыбался. А один из его помощников довольно сказал:
— Это было куда легче, чем мы рассчитывали. Он ничего не заподозрил.
— Да-да, прямо детский трюк, — поддержал его второй помощник.
— Отнюдь не детский, — ответил Тимофей Игоревич. — Этот трюк — высший пилотаж спецслужб. Цесаревичу Дмитрию даже по возрасту не положено об этом знать.
Помощники замолчали, и они втроем вошли на военный совет, где сейчас как раз проходило планирование.
— Можно начинать вторжение, у нас есть подпись, — Тимофей Игоревич показывает генералам бумагу, а затем протягивает ее магу чернил.
В руках этого Одаренного документ превращается именно в тот, что был задуман изначально. Согласно нему, Дмитрия Романова не устраивает положение дел и дерзость эстонского правительства, а потому он объявляет вторжение в эту страну.
А помимо того, что документ даст возможность начать войну, он погудит любую политическую карьеру Дмитрия, причем неважно каким исходом закончится это противостояние. Все уже решено.
Тимофей Игоревич искренне радовался этой небольшой победе, которая положит начало множеству других. А еще предвидел свою выгоду. Но легкая улыбка спала с его лица, когда Одаренный, осматривающий документ, сказал:
— Минуточку.
— Что такое? — переспросил Тимофей Игоревич.
— Не может такого быть… Он точно сам это подписал?
Маг протянул документ обратно военному советнику, и тот ошарашенными глазами взглянул на него.
— Такого не должно быть, — говорит Тимофей Игоревич, когда документ снова изменился. — Это зачарованный пергамент, на котором пишут высочайшие законы. Он столетиями хранится в идеальном виде, на него попросту невозможно было воздействовать.
— Но это случилось, — отвечает маг.
Подобных магов чернил в Российской империи было всего двое — больше никто не мог провернуть с зачарованным пергаментом этот трюк.
Тимофей Игоревич удивленно смотрел на документ, каким он был совсем недавно в кабинете цесаревича, когда подпись и вовсе испарилась…
Глава 7
Федор нервно мерил шагами кабинет князя Казанского, в таком состоянии он просто не мог сидеть спокойно. В дверь постучали… и он вздрогнул.
А вдруг… это пришли за ним? Те, кто оставили предупреждение в виде топора у изголовья кровати решили доделать начатое, и опять расправились с охраной?
Но это оказался всего лишь слуга, который принес напитки Евгению Казанскому и цесаревичу. Федор с облегчением выдохнул и подошел к окну. Простоял там ровно секунду, пока в голову не пришла мысль, что и через окно может что-нибудь в него прилететь.
— Такими темпами ты скоро будешь каждого шороха пугаться. Может, хватит? — говорит ему Евгений.
— Это всего лишь похмелье, — проворчал Федор отмахиваясь от обвинений.
— Ага, конечно. Словно я тебя с похмелья не видел — заржал тот.
Федор боялся… и понимал, что окружающие это прекрасно видят, но ничего не мог с собой поделать. Страх настолько заполонил его разум, что сделалось невозможным скрывать эмоции. Да и в присутствии Евгения Казанского ему это было не нужно — они были давно знакомы, и цесаревич доверял своему союзнику, почти как самому себе, но с некоторыми нюансами, когда они обсуждали политические вопросы, где каждый искал выгоду для рода или самого себя.
— Серьезно, Федь, успокойся… Ты будущий император или кто? — настойчивее попросил Евгений.
— Каким мне еще быть, когда в вашем дворце происходит такое?
— Мы в несколько раз усилили охрану, не говоря уже о том, что у дверей стоит почти вся твоя гвардия.
Однако это Федора не утешало никоим образом. Тот, кто оставил предупреждение, проник незаметно, несмотря на всю охрану дворца, а она, и без усиления, была немаленькая.
— Я считаю, что это не более чем устрашение от конкурирующих групп, — продолжил Евгений Казанцев. — Не мог твой младший брат лично проникнуть сюда, да и подослать никого не мог — у него нет ни таких сил, ни необходимых ресурсов.
— Уже не знаю, что и думать. Мой брат… — Федор замолк, он не был уверен в своих выводах, они казались слишком нелогичными, ведь он знал Дмитрия с самого его рождения. — Все стало слишком непонятно. Гвардейцы мертвы — работал настоящий профессионал.
— Повторяю еще раз, у твоего брата никак не может быть профессионалов такого уровня.
— Скорее всего, это… — начал Евгений, но осекся.
— Говори, раз начал, — настоял Федор.
— У меня есть предположение, что это кто-то из наших… из нашей коалиции. Возможно, кто-то решил тебя поторопить, такое бывает, сам понимаешь, у нас в объединении не самые добрые и терпеливые люди.
Это Федор хорошо понимал — все, кто его поддерживал, так или иначе жаждали войны. Они не видели иного пути для развития Российской империи.
Причем, чем дольше продлится война, тем выгоднее это будет для империи. В стране всегда будет введено военное положение, заводы реформируются под военное производство, прокачается и увеличится армия.
Союзники жаждали расширения территории империи и новых земель для аристократии, а вместе с этим и новых возможностей для заработка. Империя бы обложила соседние государства данью, как это делали в древности.
Конечно, зачем отдавать миллионы рублей на содержание того, что уже есть в империи, если можно захватить чужое и заставить иностранцев там работать… Да и на свои предприятия можно переправить эту рабочую силу, что крайне выгодно для русских аристократов. С бывших иностранных производств можно будет отбирать восемьдесят процентов дохода и ресурсов.
Федор мыслил ровно также, как и его союзники и считал войну единственным оптимальным способом для развития империи. Но цесаревич не понимал, почему покойный отец, зная какие проблемы Российская империя испытывает в самых разных сферах, пытался решить их