Пунш желаний - Микаэль Андреас Гельмут Энде
Эти талеры считай
И проценты вычитай.
Четверть литра лей в сосуд,
Пусть их черти унесут.
Как превращать деньги в жидкость, ведьма, конечно, знала. Некоторое время полученные ею три четверти литра раствора сверкали в сосуде для пунша из застывшего огня, и их золотистый свет озарял помещение.
Потом Заморочит вылил туда свою смесь, и все варево стало черным как ночь, то тут, то там в нем вспыхивали искорки, похожие на пульсирующие жилки, но они сразу же исчезали.
Третье указание звучало так:
Крокодильи слезы лей, не жалей,
Пусть льются ручьями!
При этом ругай на чем свет стоит
Всех вокруг и бей их камнями.
Грязных слов подсыпай
И в сосуд все сливай,
Получше размешай
И горя не знай!
Это исполнить было, конечно, куда труднее, потому что злые колдуны и ведьмы не умеют, как уже было сказано, проливать слезы, даже фальшивые, но и тут Заморочит нашел выход из положения.
Он вспомнил, что в какой-то год, необычайно обильный на крокодильи слезы, он запасливо отправил их в погреб — а вдруг когда понадобятся. Ему их подарил в свое время городской голова, один из его любимых клиентов, большой шутник. Он вынул эти бутылки из погреба — их было семь штук — и вылил их содержимое в свою черную жидкость, которая после энергичного помешивания снова поменяла цвет — она постепенно становилась красной, как кровь.
Так они понемногу продвигались вперед — то Заморочит догадывался, как надо выйти из положения, то Тирания. Окрыленные злой волей, они работали не покладая рук и не чувствовали никакой усталости, словно всю жизнь только этим и занимались.
Однако еще раз дело все же снова дошло до спора — это случилось, когда они дошли до места, которое звучало вот так:
Половину любимого цвета
Отмерь точно, не ошибись!
Столько же сала возьми,
Пунш вари, пунш вари!
Все туда же отправь,
Много будет забав!
Ни о чем другом не пекись!
Как измерить длину цвета, было им обоим совершенно ясно, трудность заключалась не в этом. Разногласие возникло по поводу того, чей любимый цвет должен быть выбран. Тирания утверждала, что надо остановиться на ее любимом цвете, потому что та часть пергамента, где это было написано, принадлежала ей. Заморочит возражал, что речь не могла идти о ее любимом цвете, поскольку волшебный пунш готовился в его лаборатории. Им вряд ли удалось бы в ближайшее время договориться по этому пункту, если бы, к их обоюдному облегчению, не выяснилось, что половина желтого цвета серы имеет точь-в-точь ту же длину, что и половина ядовито-зеленого. Таким образом, и этот спорный вопрос оказался преодоленным.
Я полагаю, что никто всерьез и не ожидает, что найдет здесь полный список всего необходимого для приготовления сатанинского анархархеоложногениальалкогольадского Спецпунша. Причина, по которой лучше отказаться от такого полного списка, состоит не только, и даже не столько в том, что его публикация чрезмерно затянула бы эту историю (хочу напомнить, что рецепт этот имел больше пяти метров длины), а скорее по вполне обыкновенной тревоге: ведь невозможно предугадать, в чьи руки попадет эта книга, и, таким образом, никто не будет введен в искушение попытаться сделать такое питье — стать его изготовителем и распространителем. И без того уже слишком много на свете людей типа Заморочита и Тирании. Поэтому мы просим разумного читателя понять, по каким причинам здесь большую часть названий пришлось пропустить.
Восемь часов пятнадцать минут
Яков Карк и Мориц сидели у подножия колокольни кафедрального собора, которая возвышалась на фоне ночного неба как огромная зубчатая горная скала. Оба откинув голову молча глядели ввысь.
Спустя некоторое время ворон откашлялся и первым заговорил:
— Вон там, наверху, когда-то жила сипуха, я был с ней знаком. Звали ее Нонне Бубу, милая старая дама. Правда, у нее было несколько странноватые взгляды на Бога и Вселенную, и поэтому охотнее всего она проводила время одна у себя в доме и выходила только ночью. Но она много чего знала. Была бы она еще здесь, с ней стоило бы посоветоваться.
— А где же она теперь? — спросил котик.
— Понятия не имею. Она не могла здесь больше жить, потому что не переносила смога. Она всегда была несколько капризной. А быть может, она уже давно умерла.
— Жаль, — сказал котик. И, помолчав, добавил: — Может, она тоже слышала колокольный звон. Там, наверху, совсем вблизи, звон колоколов должен быть невероятно громким.
— Не думаю, — возразил Яков. — Никогда еще колокольный звон не мешал ни одной сипухе. И он повторил задумчиво: — Колокольный звон… постой… Колокольный звон…
Вдруг он подпрыгнул на месте и закричал во все горло:
— Вот что! Я знаю!
— Что ты знаешь? — испуганно спросил Мориц.
— Ничего, — уже тихо проговорил Яков и втянул голову в крылья. — Ничего не получается. Не имеет смысла. Глупости. Забудь!
— А все-таки что пришло тебе в голову? Скажи!
— Да вот промелькнула одна мыслишка, но…
— Что за мыслишка?
— Я подумал, что если бы новогодний колокольный звон прозвучал раньше, чем положено, ну прямо сейчас, то обратного действия волшебного напитка не произошло бы. Они ведь сами сказали, что для этого достаточно, чтобы прозвучали первые колокольные удары наступления Нового года. Ты разве не помнишь? И вот я подумал, что тогда из всех их лживых пожеланий получилось бы только одно хорошее — все исполнилось бы буквально.
Котик долго глядел на ворона, пытаясь осмыслить его слова, а потом его глаза загорелись.
— Яков, — произнес он торжественно. — Яков Карк, старый друг, я думаю, ты и в самом деле гений. Это спасение! Не могу не восторгаться тобой!
— Да, это было бы хорошо, — угрюмо прокаркал Яков. — Но из этого ничего не выйдет.
— Почему?
— А кто, по-твоему, забьет в колокола?
— Как кто? Ты, конечно! Ты сейчас полетишь на самый верх колокольни и начнешь звонить в колокола. Проще простого!
— Да как бы не так! — прокаркал ворон.
