Девочка из черного мрамора - Ася Александровна Плошкина
Тамара чертыхнулась про себя и уже хотела попрощаться с Полиной и пойти искать Озерова или его помощницу, чтобы просить разрешения позвонить маме с городского телефона. Но в коридоре показалась Вероника Сергеевна.
– Тамара, привет! Рада, что ты здесь… Боялась, не придешь.
– Я собиралась… – Тамара неопределенно махнула в сторону кабинета Озерова, но, перехватив печальный и немного виноватый взгляд учительницы, осеклась. – Я собиралась попробовать еще раз. Ну, рисовать.
– И это чудесно! – Вероника просияла. На тонкой китайской палочке, которая скрепляла пучок розовых волос, закачалась перламутровая бусина. – Хотела сказать тебе, что грубая критика может быть ужасно обидной. Но нужно тренировать себя ее игнорировать… И прислушиваться только к тем, кто хочет тебе помочь и готов спокойно рассказать, что подправить и как это сделать…
Тамара кивнула.
– Это сложно.
– Будем учиться. – Вероника приобняла ее за плечо и мягко развернула к кабинету. – Пойдем?
– Знаете, мне нужно позвонить родителям, а мой телефон…
– Да, у меня тоже не ловит. Здесь такое иногда бывает. После урока вместе сходим к Марине, позвонишь с городского. У тебя ведь ничего срочного?
«Над моей комнатой, кажется, живет какая-то тварь, и ночью она пыталась вырваться. Ну а может, у меня просто шизофрения».
– Нет, ничего. – Тамара подавила ядовитую усмешку.
– Хорошо. Я придумала новое задание. Интересное.
Задание и правда оказалось любопытным. Вероника сказала, что сейчас включит музыку, а остальные должны будут послушать ее, прочувствовать и нарисовать те образы, которые придут в голову.
– Мы учимся слышать свой внутренний голос, – добавила она строго. – Поэтому на своих уроках я запрещаю критику. Если не можете сказать одноклассникам что-нибудь хорошее, не говорите вообще ничего. Поддержи или пройди мимо – мой любимый принцип.
Артем хмыкнул, но ничего не сказал. Тамара наградила его тяжелым взглядом. Вероника убедилась, что у всех есть бумага, карандаши и краски, и поставила на стол портативную колонку. По классу поскакали расхристанные струнные аккорды. Их догнали духовые и ударные, несколько партий слились в торжественном, безудержном и немного мрачном вальсе.
– Пляска смерти, – сообщила Лера, довольная собой. – Макабр.
Вероника приложила палец к губам, потом коснулась уха, словно говоря: «Не болтайте, а слушайте».
Пляска смерти Тамаре понравилась, хотя классическая музыка без слов, как ей казалось, не совсем ее тема. Но этот вальс был шумным, колючим, дерзким, немного ро́ковым, и Тамара даже прикрыла глаза, позволяя его звукам прокатить себя по головокружительным серпантинам, несколько раз поднять на вершину горы и уронить вниз. Она решила, что обязательно найдет эту музыку в «Айтюнс» и добавит в плейлист. Когда снова доберется до интернета.
Но стоило замереть последним аккордам, как Тамара поняла: она совершенно не знает, что ей нарисовать. Какие-то образы в голову ей, конечно, приходили: она видела девушку в бальном платье, мраморный пол и зеркала, людей в карнавальных масках. Но вдруг все решат, что это глупо? К тому же у нее просто не получится нарисовать то, что ей представляется в голове, и вместо эффектного и романтичного «ожидания» получится унылая «реальность» с «кривыми уродцами», как назвал их вчера Самбуров.
– Так. Я вижу, вы немного зависли, – хихикнула Вероника. И Тамара увидела, что не только она в нерешительности смотрит на чистый лист. – Давайте постараемся не думать о том, как воспримут ваш рисунок другие. Просто рисуйте. Для себя. Даже мне, если хотите, можете не показывать. Ни о чем не думайте. Выпустите на бумагу то, что у вас внутри. И знаете… Что, если мы немного передвинем парты, чтобы никто ни к кому не подглядывал и вы чувствовали себя свободно?
Через пару минут возни, скрипа и шуршания парты поставили широким кругом – так, что сунуть нос в чужой альбом и правда было невозможно. Тамара покрутила в пальцах простой карандаш. Выпустить на бумагу то, что у нее внутри… Звучит немного пафосно и бредово, но обижать Веронику не хотелось. К тому же чем быстрее она закончит рисунок, тем быстрее сможет позвонить домой. И уехать отсюда.
Тамара глубоко вздохнула и коснулась альбомного листа кончиком карандаша. Рука неподвижно повисла в воздухе, а потом заплясала над бумагой все быстрее и быстрее. В голове звучала и звучала музыка. Мысли поблекли, ушли на задний план. Контуры, линии, штрихи… Сквозь их какофонию проступили женская фигура, кроны деревьев, зеркальная гладь озера, птичьи крылья в облаках, две пустые глазницы…
– Тамара! Это же потрясающе!
Звонкий голос Вероники вывел ее из транса. Тамара вздрогнула, уронила карандаш. Он прокатился по полу, и она наклонилась, чтобы поднять его.
– Ты прости, что я подглядела… Я обещала так не делать, но… Это же и правда невероятно! Почему ты не говорила, что рисуешь?
Тамара вынырнула из-под стола с карандашом в руках и поняла, что вокруг собрались все четверо ее одноклассников и Вероника Сергеевна. Все еще не понимая, что происходит, она посмотрела в собственный альбом и на пару мгновений забыла, как дышать.
Вместо кривоватых фигурок с нарушенными пропорциями, которые она рисовала обычно, там была высокая, стройная, безупречно красивая девушка в роскошном длинном платье с открытыми плечами. Она самозабвенно танцевала на берегу озера, подол ее одежды трепетал на ветру, вокруг поднимался вихрь опавших листьев. В этом рисунке все было в движении – двигались тонкие белые руки, длинные вьющиеся волосы, хрупкие и обнаженные ветви деревьев. Двигалась каждая черточка, каждый штрих, словно всю картинку сплел ветер, словно она была миражом, который вот-вот рассеется.
– Я правда в восторге. И от твоего стиля, и от техники, и от того, как точно ты передала суть Пляски смерти. Знаешь, почему она так называется?
Только тут Тамара, завороженная, опустила взгляд чуть ниже и посмотрела на отражение в нарисованном озере. На берегу танцевала полная жизни девушка, а вода показывала что-то совсем другое. Иссохшее, едва не разваливающееся на части тело. Мертвое. Пустые черные глазницы, глубокие тени под выступающими скулами, кривая безгубая усмешка. Разлагающийся, но все еще живой труп в наброшенном на плечи длинном черном плаще. Ткань порвана, истрепана ветром, стелется лохмотьями по голой земле. В небе кружит стая ворон, роняя черные перья.
– В Средние века были популярны гравюры с таким названием, – продолжала Вероника. – На них изображали танцующих скелетов. Так художники хотели показать, что жизнь человека тщетна, бессмысленна и даже нелепа: мы все просто танцуем со смертью, она всегда рядом. Наша жизнь такая короткая, что мы, можно сказать, почти мертвы с самого рождения… Так что ты попала в точку. Вышло… завораживающе. Согласны?
Она повернулась
