Эйнемида II. Право слабого. - Антон Чигинёв
– Не надо с ней так, матушка, – неожиданно сказала Кинана. Все обернулись к ней, на лицах Талаи, Диены и прочих было такое выражение, словно девушка неожиданно превратилась в трёхглавого кербера. Темен попытался успокаивающе положить ей руку на локоть, но Кинана только отмахнулась.
– Как не надо, дочь моя? – в ледяном голосе Талаи отчётливо чувствовалась угроза.
– Она свободная герийка и не сделала ничего плохого. Ей не за что мстить.
– Я не понимаю о чём ты говоришь.
– Я прошу вас оставить её в покое, матушка. Достаточно и того, что оклеветали её жениха...
– Довольно! – вскричала Талая, красиво розовея от гнева. – Твоя дерзость переступила все границы! Ты забыла о послушании! Диена, такое поведение в моём доме непростительно! Или я напрасно тебе доверяю?! Мне следует найти кого-то на твоё место?!
Развернувшись так, что край её пеплоса едва не хлестнул опешившую Диену по ногам, царица-мать, надменно вскинув голову, удалилась. Свита торопливо бросились следом.
– Напрасно ты так, – прошептал Темен.
– Иногда, благоразумие невозможно, – пробормотала Кинана, глядя на мчащуюся к ней разъярённую Диену. Бледное лицо талаиной подруги покрылось красными пятнами, точно плод смоквы, обсыпанный мукой.
– Всё равно ты этим ничего изменишь...
Кинана грустно покачала головой.
Глава VI
Энекл поджидал их в узком простенке, радующем глаз лепниной и мозаиками, как все дома в дворцовой части и пахнущем мочой, как все простенки в двенадцативратной Нинурте. Доспех он сменил на военный хитон – почему-то герийский – и бесформенный балахон, сыскавшиеся среди феспеева барахла. Под балахоном скрывались короткий меч и пояс-обманка с медными бляхами.
Феспея и девушку он заметил почти сразу. Парочка неспешно двигалась по полупустой улице, старательно изображая влюблённых. Завидев условленный проулок, поэт, будто невзначай, подхватил спутницу под локоть, и они завернули, столь недвусмысленно, что следовавшая за ними компания подгулявших аристократов одобрительно заулюлюкала.
При виде выросшего из тёмной ниши Энекла, и Феспей, и девушка испуганно вздрогнули, но выдохнули, узнав заросшее густой чёрной бородой лицо. Поэт нервно рассмеялся.
– Умеешь ты напугать, Энекл, – сказал он, отпуская прижавшуюся к нему Лаину.
– Кажется, слежки нет. Что вы так долго?
– Нира устроила целое представление, – усмехнулся Феспей. – Но она права: просто так бы выйти не удалось, на воротах проверяли. Нам удалось выдать её за служанку Ниры.
– Хорошо, если так… Ладно, за ворота мы вышли, что теперь? Ты говорила, тебе есть куда идти.
– Да, господин. Это один человек, он мой... друг. Его дом в квартале Таллу-тапи, за зиккуратом Ашары.
– Этот друг примет тебя, когда узнает, что за это с него за это заживо снимут кожу?
Девушка вздрогнула и затравленно посмотрела на Энекла.
– Да, – нерешительно кивнула она, покосившись на Феспея. – Он меня примет.
– Так у тебя завёлся любовник, – присвистнул поэт. – Поздравляю! Кто он?
– Это не праздный вопрос, – добавил Энекл. – Мы должны быть уверены, что этот человек нас не выдаст.
– Он... Он эйнем, торговец из Сапиена. Его зовут Филот. Он скоро уедет из Мидонии и обещал забрать меня с собой.
– Давно вы... вместе?
– Около года, – девушка потупила взгляд.
– Что ты думаешь? – обернулся Энекл к Феспею.
– Даже и не знаю. Мне знакомо это имя, но всё выглядит так, словно богатый купец завёл себе подружку на чужбине. Они всегда обещают забрать с собой...
– Нет, вы просто его не знаете, – горячо зашептала Лаина. – Он хороший и правда меня любит. Вот что он мне подарил.
В её руке тускло блеснул оловяный браслет, украшенный массивными топазами. Феспей вновь присвистнул.
– Браслет обещания, и явно очень дорогой. А твой купец, похоже, не шутит.
– Он вдовец и недавно потерял сына... – дрожащим голосом ответила девушка. – Филот меня любит, он пообещал, что возьмёт меня в жёны, когда прибудем в Сапиен.
– И ты станешь богатой гражданкой. Поздравляю.
– Сперва ей надо выжить, – оборвал его Энекл. – Так что, думаешь, это надёжно.
– Не знаю. Просто так такие подарки не дарят, но как знать... Может спрятать её у Пха...
– Нет, – быстро перебил его Энекл. – Больше никого в это дело впутывать нельзя. Если купец и вправду хочет на ней жениться, он её примет, а потом уже не выдаст, даже если разлюбит – за шкуру побоится. Только ради вашего блага, уезжайте как можно скорее. Чем раньше вы покинете Мидонию, тем лучше.
– Да, господин, Филот собирался отправиться в путь через месяц. Я хотела сказать госпоже, но... – девушка всхлипнула.
– Лучше бы ему сделать это завтра наутро. Ладно. Идите вдвоём, я – следом, посмотрю, нет ли кого за спиной. Будете переходить мост, постарайтесь, чтобы там было побольше людей. Из Дворцовой части выпускают без вопросов, но всё-таки осторожней.
– Да, – кивнул Феспей. – Мы пошли.
– И быстрее, нужно пошевеливаться, пока меня не хватились во дворце. Вперёд.
Широкий мост, соединявший Средний город с Дворцовой частью, им удалось миновать беспрепятственно. Стража, строгая к тем, кто желал войти под сень Золотого дворца, сквозь пальцы смотрела на тех, кто двигался в противоположном направлении. На другой стороне Закара дышалось уже свободнее. На шумных и многолюдных нинуртских улицах мог с лёгкостью затеряться хоть чернокожий кахамец, хоть светловолосый дураг, а хоть бы даже и тураинский орфотавр. Их баржи приходили к глинобитным причалам столицы от торговых факторий в дельте Закара, а сундуки нинуртских богатеев вмещали достаточно золота, чтобы купить незадачливого пирата на невольничьих рынках Мевруса и Хираба. Без малого семьдесят лет назад, один из таких рабов, свирепый Марбуул, стал военачальником Мидонии, любовником царской дочери и уже был готов узурпировать трон, когда кинжал убийцы оборвал его бурную жизнь, сохранив престол для пятнадцатилетнего юноши, впоследствии известного как Нахарахаддон Мудрый.
От реки, Феспей с Лаиной и тенью следовавший за ними Энекл направились к зиккурату Ашары, чья охваченная белым огнём вершина ярко пылала в сгустившихся тёмно-синих сумерках. Они пересекли просторные улицы торговых кварталов и добрались до богатого купеческого дома, окружённого небольшим, но ухоженным садом с разлапистыми сикоморами и фиговыми деревьями. Сад говорил о достатке владельца: содержание деревьев в засушливой Мидонии было весьма недешёвой причудой.
– Темно... –
