Громов: Хозяин теней. 2 - Екатерина Насута
— Пройтись-то могут, чай ноги не отвалятся, — руки Еремея предупреждающе сжали плечи, намекая, что в присутствии людей важных отрокам надлежит помалкивать. — Только дело такое… кого ловить пытаетесь?
Революционеров.
Мать вашу ж… других слов у меня не хватает.
И не то, чтобы всерьёз ловят, скорее ожидают появления, ибо в багажном отделении едет посылка с казначейскими билетами, ценными бумагами и прочими банковскими нужностями, которые в отсутствие электронной системы путешествуют, так сказать, во плоти.
А что, наличка на периферии нужна.
Отдельно её и по заявкам имперских заготконтор везут, которые тоже весьма неплохие обороты имеют. Всё это было сказано не нам, но Еремею, вот только мы с Тенью тоже послушали.
Чтоб знать.
Да и Еремею, чую, не всё сказали. Везут-то явно не первый раз, только то ли сумма больше обычной, то ли сигнал поступил, что именно нынешняя поездка обещает быть сложною. Вот и нагнали охраны. Только ей уважаемый Алексей Михайлович не верит.
Точнее верит, что империи и государю люди преданы, но…
Неспокойно.
Это уже Лаврушин и повторил три раза, нервно оглядываясь. Я и сам от него заразившись оглядываться начал, пытаясь понять, где же тут революционеры. Те молодчики в кожаных куртках, что-то громко обсуждающие? Впрочем, они скорее на барышень пялились, тех, которые на куколок похожи, нежели на багажные вагоны. А присутствие военных их и вовсе не смущало.
— Вот что, — Еремей отвёл нас в сторонку. — Слышал?
— Слышал, — признался я.
— Молодец… идёте втроем. Вы вроде как пробегаетесь. Ну, типа места свободные ищете или играете во что. Или просто лазаете. Из любопытства. Особо не глазейте. А вот после тебя пусть тварюка идёт.
Надо бы тени имя подобрать. Нет, ну полезная же зверушка, а её то тварью, то ещё как.
— Её глазами и смотри… хотя…
— Не веришь?
— Не знаю. Что беспокойно, так это верно. Расходились они в последнее время. Вовсе страх потеряли со своею революцией… — он добавил пару слов покрепче, всецело выражающих твёрдую политическую позицию Еремея. — По-хорошему на другой состав пересесть бы, да… новый завтрашним днём пойдёт. И не поймут… прав был Мишка. Слишком много у меня знакомых по прежней-то жизни. Так что… в общем, на.
Мне сунули револьвер, но не такой, как в прошлый раз, а махонький, будто игрушечный.
— Штучка бабская, но на ближний бой — самое оно.
— А мне? — возмутился Метелька.
— А у тебя и так нож в ботинке, — невозмутимо ответил Еремей. — Хватит. Главное, если начнётся вдруг, то вперёд не лезьте. Золото там или ассигнации — это не наша головная боль. Наша задача — целыми доехать. Идите… эх, не будет с того толку. Нет там никого такого, чтоб прям сразу и понять.
И главное, прав оказался.
Мы прошли по всем вагонам, благо, состав стоял ещё прилично. Метелька бежал, я его догонял будто, хотя бегать в тесноте, что царила в вагонах четвёртого класса — ещё та затея.
Нас материли.
Какая-то бабка с корзиной, полной доверху тряпьём, вовсе обозвала анчихристами. Кто-то кинул в спину огрызком. В вагонах было людно, жарко и вонюче. Полки здесь стояли в три яруса, и там, под самым потолком, вперемежку с узлами, тюками и теми же корзинами сидели дети.
Тень…
Тоже ничего не обнаружила.
Люди как люди. Как понять, кто из них революционер? Вот эта баба с усиками над губою, что склонилась, сгорбилась и чистила яйцо, кидая скорлупу прямо на юбку? Или бледная девица с утомлённым до крайности лицом, прислонившаяся к окошку. Мужик белесый вида болезного, что то и дело кашлял, но курить не переставал.
Курил и кашлял.
Семейство с выводком детей? Мрачный парень в кожанке? Он, если так-то, больше прочих походил на революционера, но слабо верилось, чтобы его не засекли или что революционеры, готовясь к нападению, так бы бездарно маскировались.
Тощий пьяненький мужичонка. И компания таких же, нетрезвых…
В общем, ничего интересного.
Так и должились Еремею, а тот — и Лаврушину. После чего Пётр Васильевич вздохнул и сказал:
— Они ж, аспиды, наглые… вона, в слыхали? В столице не так давно казначейскую карету ограбили. Просто закидали бомбами, всех положили, мир их праху…
И перекрестился.
— Ладно… идите вона, ваш уже ждёт. По нашим погулять можете, коль желание будет, а вот в первый не лезьте, там ещё та публика, — Лаврушин скривился, причём стянутое шрамами лицо выдало уродливую шутовскую почти гримасу.
— Кто? — поинтересовался Еремей.
— Так его сиятельство, граф Анчутков, с семейством. Назначение получил в Городню. Там уж сколько-то лет фортификации строят. Вот чего-то и не заладилось. То ли проворовались, ироды, то ли ещё чего. Отправили порядки навести.
Это тот военный?
Или не он?
— Сам-то Анчутков служивый человек, опытный да с пониманием, в генеральских чинах. Но с ним супружница, а ещё дочка с детьми да зятем. А тот вот… служит всё, служит и норовит выслужиться.
Или тот был зятем генеральским.
— Рыло штабное… будет он меня пугать разжалованием…
Кажется, Лаврушина крепко достали.
— Ладно, устраивайтесь там… своего титулярного тоже успокой. Какой-то нервный он у тебя, Еремей…
Лаврентий Сигизмундович обнаружился в самом настоящем купе. Метелька аж задохнулся от осознания этакой жизненной перспективы — поедем не просто так, но вроде как отдельно от прочих.
И лавки тут мягкие, тканью обтянутые.
Пахнет уже не дымом и потом, а будто бы цветами. На всякий случай я принюхался и с радостью отметил, что это не лилии.
Точно не лилии.
— Господи, что творится, господи… — Лаврентий Сигизмундович при появлении Еремея ожил. — Вы уверены, что надобно? Что, может… не стоило? Такие люди… признаться, в жизни не думал, что доведётся с самим Алексеем Михайловичам беседу вести. Матушка в жизни не поверит… а знаете, что он сказал?
— Наверх, — скомандовал Еремей, и мы с Метелькой послушно вскарабкались на вторые полки, благо и те были мягкими, а ещё обнаружились бархатные подушечки. Метелька свою обнял, явно подумывая, не стоит ли её под шинельку припрятать. Я же сунул под голову. Да, так лежалось всяко удобнее.
— Он сказал, что на таких как я и держится всё государство. Простые и порядочные работники, которые выполняют свой долг несмотря на все опасности, — кажется, слова высокого начальства поразили титулярного советника в самое сердце. — Я ему… вот не знаю даже… как вот…
