Дима - o f2ea2a4db566d77d
в африканских, западно-азиатских и индийских степях. Но никак не в Петербурге. Эту
гигантскую кошку, мирно стоявшую в десяти шагах от профессора и глядевшую ему прямо в
глаза, роднил с каракалом тёмно-рыжий окрас, короткая шерсть, отсутствие бакенбардов, а
также необыкновенно длинные кисточки на ушах. Но петербургская кошка казалась
чересчур худой и высокой для рыси. К тому же её конечности и хвост были фантастично
длинными. Федотов вдруг подумал, что это один из оживших сфинксов Петербурга. Но
причём тут в таком случае кисточки? К тому же Апраксина рысь выглядела слишком живой
для галлюцинации. Она сбежала из зоосада, догадался Пётр Георгиевич.
Сделал один еле заметный шаг. Ещё один, побольше. Ещё один. Ещё. Рысь не двигалась.
Тогда Федотов двинулся быстрее, повернув голову и не спуская глаз с животного. Видимо,
кошке было всё равно. Но и она тоже не отводила взгляда. Тогда Федотов побежал. Он нёсся
пять минут удивительно быстро для своего возраста – скоро уже Гостиный двор. И вдруг
что-то метнулось ему на спину. И, повалив на землю, – вгрызлось в затылок.
…рысьрысьрысьрысьрысьрысьрысьрысьрысьрысьрысьрысьрысьрысьрысьрысьрысьрысь…
43
Перетряхивал как взметенный кпот сквыльпыль глубокий вникайте Харки кратер риза зов
рассыпчатый зов рассыпчатый как вы семяеете Заглаз ракита раскит унулась ссунулась
сунулась сглас Перетрухали перетряхивали труха красива свербива глаз выколи как длинна
на этот раз тебе Ыбж еом Ю сед редкостных гр елей настырно уктра Грыл Грыл неси столь
корылей Бишт лопасть здлоши Где бродит переходит засматривается моя отчужденность
одеснованность снова как лак акромя опарышами гарышами паром шуршит бук стук дрыгз
ыглиныш субирайся пока не поздночь Мы здесь оборатить внимазание вашей транслиружем
стужим как и люди пор тужим ужимкам подвсласть где то в голове в бездушье грудин
игоркой всадимся а ты не заметишь замешкавшись ашкавшись кыш каты шком
тупоуморылия Ты будешь ты будешь ты осторожнее рожнее пустопорожнее бойся и
свиристи завсадит когти в грудинуровит и так страшно так одиноко без родуплемени плюйся
харкай кайся бег ай Но неспасичь ужерелий ничем Потерн ин ва лит.
-
А вдруг ты его насмерть?
-
И что теперь, пожалеть его, что ли?
Над бездвижным телом Федотова возвышались два солдата, недавно его остановившие.
-
Я метил в спину. Я не собирался его убивать.
-
Ты бы вместо камня лучше сразу выстрелил, тоже в голову – вот тогда наверняка не
убил бы.
- Ну и зачем мне сейчас твои шутки? Обыщи его – пальто на вид приличное, может, при
нём что найдётся.
-
Ничего. Только эта фотокарточка.
- Брось её. Давай тело спрячем. А то сейчас кто-нибудь с Невского припрётся.
- Оставь так. Тебе ещё спасибо скажут, если выяснится.
-
Лучше пусть не выяснится. Пошли отсюда.
-
А на что он там так лупился?
- Да чёрт его знает. Умалишенный какой-то. Мало ли что они видят… Пойдём.
Федотов выжил. Но после сотрясения мозга совершенно забыл и о царапах, и о «Русском
инвалиде». Присоединившись к белому движению, в 1918 году оказался на Дальнем Востоке
России. Затем перебрался в Америку, где женился и счастливо прожил остаток жизни.
Преподавал в нью-йоркской православной духовной семинарии. Писал статьи о трагической
судьбе русской интеллигенции. Но о собственных роковых днях в революционном
Петербурге никогда так и не вспомнил. Катя пропала без вести ещё в марте 1917 года.
5 марта 1917 года жители Петрограда уже привычные к столпотворениям и митингующим
толпам увидели на Невском самую диковинную ватагу. Как сообщила газета «Русский
инвалид», в Александровском зале городской думы состоялось собрание больных и увечных
солдат города. Большинство благотворительных учреждений для нужд инвалидов
содержалось на средства Особой Комиссии Верховного совета, состоявшей под
покровительством бывшей государыни Александры Фёдоровны и под председательством
Ксении Александровны Романовой. После переворота деятельность комиссии остановилась,
а участь поддерживаемых ею учреждений осталась невыясненной.
Положение солдат стало критическим. Их собралось свыше 1000 человек. И после
собрания можно было ещё полчаса наблюдать, как инвалиды – кто без ноги или руки, кто на
костылях, кто с грязными перевязками на теле и заплатами вместо глаза, кто просто с серым
от потерянности лицом – разбредались от здания городской думы в разные стороны.
Постепенно и незаметно растворяясь в обычной дневной толпе.
Поставляю
для наших доблестных войск
УРАЛЬСКИЕ
беспрерывно-действующие
позиционные и тыловые переносные
44
БАНИ
С запросами о высылке конспектов и заказами обращаться по адресу: М.И. Трутневу,
Петроград, Пушкинская, 8, тел. 2-42-09
Часть 2. Царствование
А! заговор… прекрасно… я у вас
В руках… вам помешать кто смеет?
Никто… вы здесь цари…
М. Лермонтов
«Маскарад»
Она не знала, как точно передать открывшееся ей – несомая волной
благоговения, не смела произнести ни слова. И умеет ли она говорить по-прежнему? Как
одолеть этот трепет? Наверное, ей стоило поспешить – в любой момент за ней могли явиться,
чтобы препроводить куда-то, погрузить во что-то, за проступок содеять с ней нечто, о чем ни
один человек – обыкновенный человек – не имел ни малейшего представления, о чем и сама
она пока даже не догадывалась, – но зато она чувствовала, что, стоит только тому произойти,
как всем историям наступит конец. А, может быть, подумалось ей, никто и не придет вовсе,
неизвестно же, как у них это заведено. Но она, мгновенно увидевшая и осознавшее все, что
45
касалось оставленного позади – там, куда обратный путь, возможно, навсегда закрыт – она,
не ведавшая, как же доносить отныне слова, во что их облекать, все-таки хотела говорить,
рассказывать, объяснять, пусть это и не имело теперь никакого значения. Или по-прежнему
имело? И как же выдуть пузырь – нового первого слова? И с чего ей начать? Наверное, с того
момента, когда все они – те, кого она зачем-то покинула, – вновь оказались в одном месте…
Вот странно крупная ворона лежит на ветру – под ее перистым брюхом застыл
несимпатичными блоками карельский городок Вяртсиля Сортавальского района,
славящийся, пожалуй, только международным пунктом пропуска «Вяртсиля – Нирала», что
расположен совсем рядом на границе с Финляндией, да и отчасти проволокой, выплавляемой
на местном заводе. Во время советско-финской войны 1939-1940 годов большую часть
поселка Вяртсиля разбомбили, погибла и деревянная церковь, возведенная здесь еще в 1868
году – сейчас о тех трагических днях напоминает мемориальный знак, но вяртсильская
история не интересует ворону, летящую в сторону озера Янисъярви, и ни один из жителей
городка не обратил на себя внимания ее механических, до поры до времени безразличных
глаз.
700-720 миллионов лет назад, как считают ученые, метеорит вспорол в этих краях
поверхность Земли. Со временем кратер, образовавшийся на месте столкновения, заполнился
водой, и так стало озеро Янисъярви, прозванное в народе Заячьим из-за растянутого, словно
пастила, узкого залива. На самом кончике этого «уха» невозмутимая ворона (она намного
старше даже озера) замечает скромную кляксу пионерского лагеря им. Ю.А. Гагарина,
функционирующего сегодня как обыкновенная детская база отдыха, но птица не снижается,
а лишь продолжает свой полет по краю залива, вдоль автомобильной дороги, и вскоре среди
сосен ее приветствует жизнерадостным блеском недавно отстроенный дом отдыха
«Янисъярви». Покрытые стальными листами крыши главного корпуса и разбросанных
вокруг коттеджей перемигиваются под летним солнцем, втягивая в свою игру и окна
соседней деревни Анонниеми. В этом местечке, получившей свое название от ближайшего
урочища, как раз и проживает обслуживающий персонал дома отдыха, а также детской
оздоровительной базы. Теперь ворона знает, где находятся те, кто ее интересует – в доме
отдыха и в самой деревушке – но осталось выследить еще несколько человек.
Взмахнув крыльями, древняя ворона забирает выше, плавно поворачивает в сторону, так
что озеро остается позади, и сейчас летит к реке Юуванйоки, которая несколько километров
течет почти параллельно с финляндской границей. Она летит со скоростью невозможной
