Пунш желаний - Микаэль Андреас Гельмут Энде
Глаза Мяурицио загорелись диким огнем.
— Я происхожу из древнего неаполитанского рыцарского рода! Мои предки восходят к Мяудериху Великому! Я не позволю оскорблять мой род! А тем более такому проходимцу и висельнику, как ты!
— Ха-ха! — прокаркал Яков. — Видно, твои предки все мозги на себя растратили, а тебе шиш оставили!
Мяурицио выпустил когти.
— Да знаешь ли ты, с кем говоришь, несчастная метелка из перьев? Перед тобой великий деятель искусства. Я — знаменитый миннезингер, мои песни, пока я не потерял голос, трогали самые благородные сердца!
Старый ворон разразился смехом:
— О, в это я поверю, в то, что ты мини-певец! Это сразу видать по твоему мини-росту и мини-уму! Ишь как пыжится! Надутый ершик для мытья бутылок.
— Необразованный невежда! — фыркнул Мяурицио с глубоким презрением. — Даже не знаешь, что такое миннезингер! И все твои выражения из уличного жаргона, бродяга несчастный!
— На это мне трижды плевать, — каркнул в ответ Яков. — Говорю, как умею. А у тебя нос не дорос меня судить, вшивый кошачий барон! Ну-ка сравни мой клюв с твоим. Да у тебя и клюва-то нет!..
И, не успев понять, как это случилось и кто первый начал, они уже катались по полу, сцепившись в клубок из меха и перьев, и так трепали друг друга, что только клочья летели. Кот кусался и царапался, а ворон клевал и щипал. Но поскольку силы их были примерно равны, ни один так и не победил. Иногда тот или этот бросался удирать, а другой его догонял. Потом все было наоборот — этот удирал, а тот догонял. И так, сами того не заметив, они снова оказались в лаборатории. Яков вцепился в хвост Мяурицио и клевался изо всех сил, а кот, чувствуя нестерпимую боль, так охватил ворона лапами, что у того дыхание сперло.
— Сдавайся, — мяукнул Мяурицио, — или прощайся с жизнью!
— Ты… ты сдавайся, — еле выдохнул Яков, — а то без хвоста останешься! Отклюю!
И тут они, не сговариваясь, одновременно отпустили друг друга и сидели теперь, еле переводя дыхание.
Маленький котик старался со слезами на глазах выпрямить свой хвост, выглядевший совсем неэлегантно, — хвост у него теперь был зигзагом. А ворон меланхолически разглядывал перья, валявшиеся вокруг него на полу, — без них он уж никак не мог обойтись.
Но как это нередко случается после таких потасовок, у обоих настроение изменилось, стало почти дружелюбным, и они готовы были помириться друг с другом.
Яков думал о том, что ему не надо было так грубо обходиться с маленьким толстым котиком, а Мяурицио размышлял о том, что был, пожалуй, несправедлив по отношению к бедному ворону.
— Прости, пожалуйста, — мяукнул он.
— А ты меня, — прокаркал Яков.
— Знаешь, — чуть-чуть помолчав, продолжал Мяурицио дрожащим голосом, — я просто не в силах поверить тому, что ты сказал. Как может тот, кто с таким добром относится к коту-музыканту, стать подлым негодяем? Ведь такого не бывает.
— К сожалению, бывает, — ответил Яков, кивнув с горечью. — Да, бывает. Он вообще-то и к тебе вовсе не с добром относился. Он просто тебя приручил, чтобы обвести вокруг пальца. Моя шефиня мадам Тирания тоже со мной такое пробовала. Но я не дал себя приручить. Я только сделал вид, что приручился. А она и не заметила. Это я ее обвел вокруг пальца. — Он хитро рассмеялся. — Во всяком случае, мне удалось таким образом много чего о ней поразведать, да и про твоего добренького маэстро тоже. Хорош гусь! А где он, к слову, так долго пропадает?
Оба прислушались, но вокруг все было тихо. Только ветер ревел и свистел за окнами.
Половина седьмого
Чтобы добраться до своего тайного погреба, абсолютно недоступного действию колдовских чар, Заморочиту пришлось пробираться по запутанному лабиринту подземных коридоров, в каждом из которых было множество магически запертых дверей, отпиравшихся только после того, как произнесешь большое число длинных заклинаний. На все это потребовалось немало времени.
Яков придвинулся поближе к Мяурицио и шепнул с видом заговорщика:
— Ну так слушай, котик! Моя мадам не только тетка твоего маэстро, она его еще и финансирует. Он поставляет ей все, что она требует, и она делает крупные дела — бизнес, как это называют, — со всеми теми зельями, ядами, которые он изготовляет. Она денежная ведьма, ясно?
— Нет, — сказал Мяурицио. — А что это такое — денежная ведьма?
— Точно и я этого не знаю, — сознался Яков. — Она может колдовать с деньгами. Делает как-то так, что деньги сами собой умножаются. Каждый из этих двоих и сам по себе здорово плох, но когда денежная ведьма стакнется с колдуном… Тут уж привет! Тут уж и в самом деле мир погружается во мрак. Спокойной вам ночи!
Мяурицио вдруг почувствовал себя смертельно усталым. Для него это было слишком. И он затосковал по своей бархатной подушке.
— Если ты все так уж точно знаешь, — мяукнул он плаксиво, — почему ты давно не сообщил об этом нашему Великому Совету?
— Я на тебя рассчитывал, — мрачно ответил Яков Карк, — до сих пор у меня не было фактических доказательств, что эти двое — одна шарашка. У людей — это я тебе точно говорю — деньги вообще самое главное. А уж особенно у таких, как твой маэстро и моя мадам. За деньги они готовы на все и с деньгами все могут. Это их самое сильное колдовское зелье. Потому-то мы, звери, до сих пор никогда и не попадали к ним в петлю, ведь у нас такого нет. Я только знал, что у Заморочита тоже сидит один из наших агентов, да вот не знал, кто именно к нему подослан. Ну, думал я, нам вместе с коллегой наконец-то удастся добыть доказательства, а уж особенно сегодня вечером.
— Почему именно сегодня вечером? — осведомился Мяурицио.
И тут ворон закаркал, да так протяжно и зловеще, что во всех комнатах и коридорах откликнулось эхо, а у котика мурашки по спине побежали.
—