Маша и Гром - Виктория Богачева
— Не против! Маша — супер! — собщил отцу Гордей, заставив меня покраснеть.
Обида у пацана пропала как по щелчку пальцев. Секунда, и он уже радостно щебетал про Красную Площадь и прогулку по центру Москвы, и мне оставалось только кивать.
— Все, тогда десять минут тебе на сборы, и поедем. Мы вас подбросим.
Я невольно вздрогнула и обхватила себя за плечи руками. Я уже помнила одно утро, которое начиналось точно также.
— Не бойся, — Громов мне подмигнул. — Больше такая херня, как тогда, не повторится, — он совершенно верно истолковал мой жест.
И когда только он начал их замечать?..
В машине меня потряхивало практически все время, пока мы ехали. Обстоятельства были до боли знакомыми: мы с Гордеем на заднем сиденье, Громов — впереди. Он все время говорил с кем-то по трубе, и голос у него был, мягко говоря, недовольным.
Единственное отличие — другой водитель и другая машина. А так... воспоминания преследовали меня всю дорогу, и я только удивлялась, наблюдая за Гордеем. Пацану все было как с гуся вода, и он только нетерпеливо ерзал на своем месте, и не мог дождаться, когда же мы уже доедем.
— Дядя Мельник, а мы скоро? — Гордей постоянно приставал к водителю-охраннику, и тому приходилось отдуваться и за себя, и за Громова, который мог только рукой махать и показывать на трубу у уха: мол, я занят.
В зеркало заднего вида я искоса изучала Мельника: с виду ничем не примечательный мужик, такой же, как половина охранников, которых я видела в доме Громова. Но, вероятно, он занимал высокое место в местной иерархии: именно он привозил нам тогда в деревню продукты и одежду, а сегодня он же будет присматривать Гордеем. Значит, Мельник пользовался у Громова доверием.
Едва мы оказались на месте, и машина остановилась, мальчишку из салона как ветром сдуло. Я медленно вылезла и пару раз осторожно наступила на ногу, которую когда-то подвернула. Она все еще болела, особенно если я долго и неподвижно сидела.
К моему удивлению и Мельник, и Громов также вышли из машины, а еще двое мужчин направлялись к нам из остановившегося позади нас гелика.
Я почувствовала себя женой какого-нибудь министра, не меньше. С таким-то количеством охраны.
— Маша, Мельник и те двое, — Громов заговорил со мной, небрежно кивнув головой в сторону идущих к нам мужчин, — будут вас везде сопровождать.
Тем временем Гордей нетерпеливо пританцовывал на месте и дергал меня за руку. В мыслях он уже ел мороженое и запивал его кока-колой.
— Гордей, постой спокойно! — рявкнул на него Громов.
Мальчишка обиженно насупился, а я поморщилась. Можно же общаться с людьми в спокойном тоне?
— Возьми, — Громов достал из внутреннего кармана куртки толстую пачку денег, перехваченную резинкой, и протянул мне. — На расходы.
— Это много, — я тут же вздернула нос и отклонилась назад, скрестив на груди руки. — Мороженое и гамбургеры столько не стоят.
— На непредвиденные расходы. Себе купи что-нибудь... — мазнув по моей одежду косым взглядом, он нетерпеливо махнул рукой и посмотрел на свой золотой ролекс. — Чтобы просто так моего сына не нянчить.
— Мне не нужно, чтобы ты мне за это платил, — прошипела я, обидевшись.
Мне совсем не понравилось, как звучал его голос. А еще больше мне не понравился его взгляд. Я не его телка и не манекенщица, чтобы он оценивал, во что и как я одеваюсь!
— Маша, бл**ь, ты можешь хотя бы раз в жизни сделать так, как я сказал, а не вые****ться, а? Так трудно? — он заговорил чуть громче и гораздо злее.
В темно-серых глазах полыхнул нехороший огонек, а темные брови почти сошлись на переносице. Терпение у него сегодня заканчивалось невероятно быстро. Ну что же. Я тоже была не в настроении. Уже. Благодаря ему, собственно.
Я увидела боковым зрением, как Мельник покосился в нашу сторону. Двое других стояли в нескольких метрах от нас и старательно делали вид, что любуются зданиями на Тверской. Гордей, повесив голову, также отошел от нас на пару шагов и заговорил о чем-то с Мельником.
— А тебе трудно по-человечески их предложить, а не кидать в меня словно подачку какую-то?! — завелась я так же мгновенно, как и Громов. — К твоему сведению, я согласилась погулять с Гордеем не ради тебя и уж точно не ради того, чтобы ты с барского плеча дал мне денег на выпендрежные шмотки. Мне просто твой сын нравится, понятно? Он не виноват, что у него такой отец, как ты!
Я выплюнула последнюю фразу ему в лицо и только потом осеклась. Наверное, она была лишней.
Громов едва заметно вздрогнул. Серые глаза расширились сперва, а потом он прищурился, и они превратились в две узких щелочки. Я почувствовала, как его рука в мертвой, железной хватке сжала мой локоть. Он дернул меня на себя, сократив расстояние между нами до минимума, и тихо, угрожающе прошипел прямо мне в лицо.
— Кем ты себя возомнила, а?! Кто ты такая, чтобы учить меня жизни, чтобы судить, какой я отец?! Совсем охренела уже?!
Он поджал губы в тонкую нить. Я видела, как по его лицу ходили желваки: он изо всех стискивал зубы. Наверное, хотел сказать мне еще пару «ласковых», но почему-то сдерживался. Я же сдаваться не собиралась: закусив губу, как можно выше задрала подбородок, чтобы смотреть ему прямо в глаза.
Громов отступил первым: отвел взгляд, разжал каменную хватку на моем локте и шагнул назад. Оставив меня за спиной, он подошел к Гордею, потрепал того по голове и перемолвился парой слов с Мельником. А потом, даже не обернувшись, уверенно зашагал к гелику, поджидавшему в стороне.
Он забрался в машину и уехал, а я стола с покрасневшими, алыми щеками и смотрела ему вслед, и чувствовала себя почему-то так, словно меня оплевали. Даже не снизошел до настоящей ссоры со мной! Остановился он, вернул себе контроль над словами!
Да пошел он в жопу! Он и его деньги, и его дом, и тачки, и подачки, и ночные разговоры, и помощь, и вообще все на свете!
Я потерла локоть, который он сжимал. Кажется, будет синяк. Кожа и сейчас болела в тех местах, где ее касались его пальцы.
Из оцепенения, пока я боролась со слезами и
