Светочи Тьмы - Татьяна Владимировна Корсакова
– Вот так, значит… – Самохин уступил место подбежавшему врачу, снова потянул Мирославу за шкирку, крикнул Фросту: – Забери ее!
Фрост и забрал, подхватил воющую Мирославу под мышки, потащил прочь, не под навес, а под старую липу. Прижал к себе, не позволяя шелохнуться.
– Мира, – зашептал в ухо. – Не мешай им. Они его спасают. Они спасут его.
– Это не он! – Мирослава подняла к нему заплаканное лицо. – Тёмочка, это же не он меня тогда, а она! Эта гадина! А он сопротивлялся… А я ее нарисовала! Я видела ее перед тем, как умереть…
– Отставить истерику! – Послышался за их спинами строгий окрик. Старший следователь Самохин шагнул под сень липы из-за пелены дождя. – Врачи делают все возможное, а он мужик крепкий. Даст бог, выживет.
– Для чего выживает?! – Во взгляде Мирославы была ярость. – Чтобы вы его в тюрьму, да?! А это не он! Слышите вы меня?
– Я сказал, не ори! – рявкнул Самохин, а потом каким-то удивительно ласковым жестом погладил Мирославу по голове. – Разговор наш кто слышал?
– Никто. – Фрост еще не понимал, куда он клонит, не понимал, к чему вот это все, а Мирослава, кажется, начала понимать. Потому и перестала вырываться, наоборот подалась к Самохину.
– Это не он. Это Агния меня тогда. Голос в голове, понимаете? Бред, конечно, но вы должны поверить! Она может… могла так вот – влезть в голову. Она и Августа Берга пыталась…
– Она и меня пыталась, – сказал Самохин мрачно, а потом поднял взгляд на Фроста: – Уверен, что нас больше никто не слышал?
– Уверен. – Фрост кивнул. – Ливень, ветер, крики кругом. Что будем решать?
– Уже решил. – Самохин помрачнел еще сильнее. – Эх, подведете вы меня под монастырь!
А Мирослава уже вцепилась обеими руками в лацканы его мокрого, псиной пахнущего пиджака, зашептала быстро и требовательно:
– Не надо ему в тюрьму! Я прошу вас! Он уже сам себя наказал…
– Себя наказал, тебя спас. Не хочет он жить, девочка.
– Не вам решать! Пусть сначала выживет, а потом решает!
– Как выбрался-то? – Самохин посмотрел на Фроста поверх ее макушки и сам себе ответил: – А чего ему не выбраться-то?! Медвежатнику со стажем! Вот я дурак… – Он покачал головой.
– Так что мы решили? – спросил Фрост, так же глядя на него поверх Мирославиной макушки. Вот такой у них получался мужской разговор.
– Не было ничего, – ответил Самохин после долгого молчания. – Если помрет, так помрет героем. А если выживет, так бог – ему судья. Или вот она! – Он снова погладил Мирославу по голове, сказал быстро и по-деловому: – Все, некогда мне тут с вами, детишечки! Артем, уводи ее отсюда! Нафиг уводи! Хватило с нас сегодня сюрпризов! Еще хрен знает, сколько мне их расхлебывать придется! Ну, что стали! Идите, я сказал! Идите, пока не передумал!
Они и пошли. Только сначала Мирослава повисла у Самохина на шее, уткнулась носом в небритую щеку, что-то такое сказала, от чего он сразу же из грозного сделался растерянным.
– Да ладно тебе, – сказал и усмехнулся кривоватой своей усмешкой. – Вот скажешь тоже… – И снова глянул на Фроста, спросил жалобно: – Сигаретки не найдется?
– Не курю. – Фрост улыбнулся, виновато пожал плечами.
– Вот то-то же! Идите уже, пока не передумал! Никому вы тут больше не поможете! Ему сейчас другие помощники выданы.
Самохин смотрел, как в «Скорую» бережно загружают носилки с дядей Митей.
– А можно?.. – дернулась было Мирослава.
– Нет! – рявкнул Самохин. – Никто вас туда не пустит. А у меня там блат… Медсестра у меня там… старшая. Она расскажет потом все. В подробностях. А вам я официально запрещаю покидать территорию усадьбы. Услышали меня, детишечки?
Они молча кивнули. Какое-то время они наблюдали, как ползет по дорожке едва различимая в пелене дождя «Скорая», потом еще какое-то время смотрели, как Самохин машет руками и раздает распоряжения людям, столпившимся под тентом, а потом Фрост сказал:
– Пойдем, Мира.
Она больше не сопротивлялась, словно бы эта чертова ночь высосала из нее все силы, позволила взять себя за руку, как маленькую, и так же, как маленькую, поволочь за собой на буксире.
– К кому идем? – спросил Фрост, когда они уже очутились на крыльце перед входной дверью. – Ко мне или к тебе?
Постановка вопроса была категоричной. Она оставляла Мирославе весьма условный выбор: она могла выбрать комнату, но не уединение.
– К тебе. – Мирослава глянула на него снизу вверх, а потом добавила: – Но сначала ко мне. Нужно забрать дневник Берга.
Дневник она хранила в самом ненадежном месте – под матрасом. Но каким-то чудом тот все еще был на месте.
– У тебя есть ванна? – спросила Мирослава, прижимая дневник к сердцу. – К своей я больше никогда не подойду.
– У меня есть. – Фрост погладил ее по голове, как до этого гладил Самохин. – А твою сдадим в металлолом. Договорились?
* * *
Ноябрь выдался сразу снежный, как будто в противовес непривычно жаркому сентябрю. Тем уютнее было сидеть перед разожженным камином в кофейне Эммы Львовны. Сама Эмма Львовна деликатно держалась на расстоянии, понимала, что все, что ей следовало знать, они с Артёмом ей уже рассказали. И ей, и директору Чернокаменского архива Ивану. А вот эта конкретная встреча должна была быть приватной, чтобы без посторонних, чтобы без лишних ушей. Потому Эмма Львовна сразу сделала все возможное, чтобы гостям было хорошо и комфортно: выставила на стол огромное блюдо со своими фирменными пирожками и внушительного вида кофейник. А потом, немного подумав, поставила перед Мирославой чашку глинтвейна, а перед Самохиным и Артёмом непочатую бутылку виски. Судя по восторженному взгляду Самохина, виски был весьма и весьма.
– От нашего стола вашему! – сказала Эмма Львовна и подмигнула. – Если что, зовите! У меня, знаете ли, еще дел невпроворот.
Не было у Эммы Львовны никаких дел, кофейня стояла пустая. Мало того, кофейня была закрыта. Мирослава подозревала, что именно из-за них, из-за вот этого предстоящего разговора. Чудесной женщиной оказалась Эмма Львовна, чудесной и чуткой.
– Ну что? – спросила Мирослава у Самохина, как только они остались одни.
Самохин глянул на нее с легким неодобрением, взял с блюда пирожок, придвинул к себе чашку с кофе и только потом заговорил:
– Ну все, – сказал, откусывая от пирожка. – Сложилась картинка. И у меня сложилась, и у следствия.
– А с нами поделитесь? – поинтересовался Артем.
Сам он в
