Пария - Энтони Райан
– Элвин?
От голоса Эрчела мои глаза снова сфокусировались, и взгляд немедленно скользнул на громоздкую фигуру Декина во главе колонны. Мы уже добрались до лагеря, и я смотрел, как он отмахнулся от вышедших поприветствовать его разбойников и потопал в укрытие, которое делил с Лорайн. Инстинкт подсказывал мне, что ни он, ни она не примут участия с нами в общей ночной пирушке, какую мы обычно устраивали после успешного окончания дела. Я знал, что им много чего надо обсудить. А ещё знал, что мне надо это услышать.
– Эрчел, мне кажется, ты должен кое-что узнать, – сказал я, направляясь в сторону своего укрытия. – Ты слишком много пиздишь.
ГЛАВА ВТОРАЯ
После пролитой крови празднования всегда проходят шумно. Декин не жаловал постоянное пьянство, но после успешного налёта обычно позволял элю и бренди течь рекой. Итак, когда опустилась ночь, и боров на вертеле, истекая жиром, зажарился до идеального состояния, мои товарищи по банде дали волю своим разнообразным радостям или взлелеянным обидам. За годы я понял, что события вроде этого – неотъемлемый аспект разбойничьей жизни, выплеск смеха, споров и песен, подпитываемый чрезмерной выпивкой и любыми одурманивающими веществами, какие только удавалось отыскать.
Я часто удивляюсь своей способности оглядываться назад на это собрание подонков с такой нежной ностальгией, и всё же, когда мой внутренний взор переходит с одного лица на другое, понимаю, что так оно и есть. Там была Герта, и в качестве объекта моей похоти она уступала только Лорайн. Она улыбалась и плясала, алели тугие, как яблоки, щёки, развевались юбки. С ней пошли плясать Юстан и Йелк, фальшивомонетчик и домушник – настолько преданных любовников я в жизни не встречал. Старая морщинистая Халберт, которая могла оценить стоимость золота или серебра, лишь раз куснув жёлтыми зубами и лизнув языком, хихикала и передавала трубку Райту. Каэрит не был склонен к излишествам, но при случае вроде этого он, по крайней мере, приходил в состояние приветливой безмятежности и раскуривал свою покрытую орнаментами трубку, которой щедро делился с разбойниками, собравшимися вокруг него. А ночью все они уплывут в то забвение, которое создаст трава в их протухших мозгах.
На границе света от костра Пекарь и Шнур, наши лучшие лучники, сердито смотрели друг на друга и толкались, что говорило о неминуемой драке. Среди этого народа насилие становилось неизбежным, как только выпивка развязывала языки, и закипали воспоминания об обидах. Впрочем, по законам Декина все ножи и другое оружие приходилось оставлять в укрытиях, поэтому серьёзные ранения и убийства случались редко. Глядя, как два лучника тыкают друг другу пальцами в лица, а громкость их голосов растёт, я решил, что итоговый обмен ударами будет кратким, но синяков останется немало. Покатаются, сцепившись, пока их дрязга не надоест Райту или кому-нибудь из ещё более страшных командиров, и те их растащат. А уже к утру Пекарь и Шнур снова будут друзьями, и станут обмениваться шутками, сравнивая свои синяки.
За их нарастающим спором наблюдал коренастый мужчина с лысеющей и обритой до короткой щетины головой, недостаток волос на которой он восполнял обширной бородой. В иерархии банды Тодман стоял на несколько ступеней выше меня. Декин ценил его за разумное применение жестокости, благодаря которому он бывал полезен в схватках, но ещё полезнее – когда приходилось кого-либо наказывать. Мужчиной он был крупным, какими часто бывают те, кто следит за исполнением правил, но всё же меньше Райта или самого Декина. По мере того как тычки Пекаря и Шнура перерастали в удары, в его глазах зрело острое предвкушение, и, как я предположил, он надеялся, что эта драка закончится убийством, отчего появится перспектива ужасной казни. Не всегда легко определить источник ненависти, которую один человек испытывает по отношению к другому, но в случае с Тодманом таких сложностей не возникало. Как и Эрчел, он слишком наслаждался своей жестокостью. Но, в отличие от Эрчела, за этими садистскими глазами скрывался очень острый ум.
Наверное, какой-то инстинкт предупредил его о моём внимании, поскольку он посмотрел мне в глаза и сильно прищурился. Ненависти по природе свойственно находить своё отражение в тех, кого ты ненавидишь, и Тодман с интересом отразил мою. Мне следовало опустить взгляд, как я сделал с Райтом, но я этого не сделал. Возможно, полкружки выпитого бренди сделали меня неразумно храбрым, но, думаю, недостаток осмотрительности больше был связан с растущим подозрением, взлелеянным за последние несколько месяцев, что я могу убить Тодмана, если до этого дойдёт дело. Конечно, у него было преимущество в силе и размерах, но я двигался быстрее, и, в конце концов, одного пореза вполне достаточно.
Я смотрел, как дёрнулось лицо Тодмана в ответ на моё отсутствие страха, и он сделал шаг вперёд, побудив меня встать. Согласно закону Декина ножа у меня не было, но в полусъеденном борове на вертеле торчал зазубренный кинжал. Я знал, что могу до него добраться прежде, чем Тодман доберётся до меня. Но тут пришло осознание: придётся ведь поставить на то, что Декин простит мне смерть такого полезного лейтенанта, и это вызвало запоздалый прилив здравого смысла, заставив меня стиснуть зубы и опустить глаза. Впрочем, вполне возможно, такое раскаяние не остудило бы гнев Тодмана, и я начал сознавать, что моя питаемая бренди гордость, вполне вероятно, будет стоить мне нынче побоев. К счастью, прежде чем Тодман сделал следующий шаг, Шнур попытался вырвать Пекарю глаз, а в ходе дальнейшей борьбы оба свалились в костёр, взметнув фонтан искр.
Недовольно ругнувшись по-каэритски, Райт поднялся на ноги и стал растаскивать колотившую друг друга парочку. Тодману, в соответствии с его признанной ролью громилы, пришлось приложить руку и оттаскивать Пекаря, пока Райт держал мясистую руку на шее Шнура. Теперь разворачивавшаяся драма приковала все взгляды, и я почувствовал самый удобный момент, чтобы ускользнуть. Не стоило привлекать дополнительного внимания Тодмана, и к тому же, у меня имелась своя миссия.
С началом зимы банда Декина разместилась в заросших руинах, в самом тёмном сердце Шейвинского леса. По большей части они состояли из поваленных камней, иногда неотличимых от обычных валунов – такие же потрёпанные непогодой и
