Белые кресты - Юлия Булл
В назначенное время к Козыреву приехал тот самый покровитель Моники. Следователь готовился к встрече с большой надеждой на то, что ему ответят на все вопросы или хотя бы дадут какую-то наводку.
В кабинет, немного прихрамывая, вошел высокий седовласый мужчина, слегка полный, с очень серьезным выражением лица. Козырев встал, чтобы его поприветствовать, но вошедший молча отодвинул стул, сел и, выдержав паузу, обратился к Козыреву:
– Мне сказали, вы очень опытный и компетентный. У меня времени мало, сами понимаете, я человек очень занятой. Давайте по существу. Цель моего визита понятна нам обоим, приступайте к работе.
– Леонид Павлович, спасибо, что нашли время. Я хочу, чтобы вы знали: вас никто не подозревает, но есть вопросы, и только ваши ответы смогут помочь в расследовании данного дела. Ваше знакомство с Моникой мне известно. Как проходили встречи – тоже понятно. Характер встреч известен. Но не могли бы вы рассказать о последних днях жизни Моники: когда вы виделись последний раз, о чем говорили, может, было что подозрительное в поведении девушки, была ли договоренность о следующей встрече?
– Накануне убийства виделись, днем. Я приехал после тяжелого совещания, пробыл у нее, может, пару часов и уехал. Знаю, что водитель, который возил Монику, доставил ее тогда к парикмахеру, она сама мне об этом говорила. После она, похоже, была в магазине белья, об этом она тоже предупреждала. Все как обычно, ничего такого. Водитель, как правило, весь маршрут Моники подтверждал.
– У Моники ведь был мобильник?
– Да, но, я так понял, его не нашли?
– Не нашли, от оператора ждем детализацию – оказалось, все не так легко, запрос через столицу.
– Не думаю, что она будет полезной. Звонил на мобильник только я, такой был уговор, для личных она использовала стационарный. Чтобы по сотовой связи общаться, надо денег иметь немало: минута как зарплата заводчанина – утрирую, может, но тем не менее. Да и звонить ей было особо некому, это вон в столице уже вовсю развито, а здесь у нас пока раскачиваемся.
– Если минута в условной единице считается, то соглашусь, ну не об этом речь, дождемся – посмотрим. А насчет стационарного – ничего интересного: салоны красоты местные, кафе, матери один звонок, подругам, поликлиника и был еще вызов в «скорую».
– «Скорую» она подруге вызывала. Ну как подруга… Я потом за это Монике высказал. Приютила втихаря какую-то из бывших шлюх, та на наркоте, ну и передоз был. Увезли на «скорой», вроде как откачали, но потом все равно сгинула.
– Понял. Кстати, всех, кто из обслуги был, опросили. Домработница ее утверждает, что никогда ничего подозрительного в квартире не находила, в мусорке не копалась, как она выразилась, только продукты из холодильника с позволения Моники забирала домой, детей кормить и мужа-алкоголика. Ходила еще женщина – маникюр делала, про личную жизнь клиентки толком ничего не знает, но якобы Моника говорила, что мужчины ее на руках носят, что-то в этом духе, но если про кого и рассказывала, так в основном про прошлые романы.
– Прошлое ее я знал, но мы это не обсуждали. Она со своей задачей справлялась хорошо, характер покладистый был, меня все устраивало. Ничего лишнего не просила, я имею в виду замужество и детей, только подарки.
– Кстати, насчет подарков – я вам сейчас кое-что покажу. – Козырев достал одну из своих находок, помещенную в пакетик. – Вам знакома эта вещь? Вы дарили Монике?
Мужчина призадумался, пригляделся и замотал головой:
– Нет, точно не дарил. Это же просто золото с фианитами, а я дарил с брюликами, бывало, сама выбирала, когда со мной в командировку летала столичную, ну или я сам привозил. У меня жена фанатеет от всех этих побрякушек, но она хорошо разбирается в них. Отец ее ювелир. Так и заведено было, что либо дарю вещь, либо вообще ничего, ибо говно она не носит у меня. Моника в этом не шарила: блестит – и ладно. Рада была любой вещице, но я все равно старался дорогое купить, думал, пусть хоть на память останется, ну или продаст в случае чего, я ведь не вечный же благодетель.
– Как думаете, откуда это у Моники – может, кто из бывших подарил?
– Нет, не думаю, хотя может быть, но сомневаюсь в щедрости тех, кто платил за тело: к чему еще какие-то подарки? Хотя вещь не особо дорогая, может, и дарили.
– Вы знали, что у нее был кто-то еще помимо вас?
– Догадывался, скрывать не буду. В какой-то момент заметил, что сиять стала как начищенный пятак, вся лучилась, на месте подпрыгивала. Ну, думал, влюбленность. Подозревал, что молодой, но ничего не говорил. Если бы заигралась, тогда бы предъявил, я ведь обеспечивал ее. Любовник, судя по всему, не особо бабками располагал, раз она от меня не торопилась уходить.
– Такая версия и у меня, что молодой; насчет обеспеченности его пока тоже судить не могу. А наличные были у Моники? Ну там сбережения, может, вы какие суммы ей давали?
– Все оплачивалось по факту, ни о каких больших суммах речи не идет, так, чисто на карманные расходы.
– А был ли у Моники загранпаспорт?
– Нет, не думаю. Она за границей ни разу не была, да мы и не общались на эту тему. У меня есть, я бываю, но если не один, то с семьей.
– Ваша охрана докладывала весь маршрут Моники, ведь так? Неужели не было таких моментов, когда что-то происходило не как обычно?
– Да нет. Вы про то, как она смогла ускользнуть от них? Умудрялась, знаю, что хитрила. А так, все как обычно.
– Вели ли запись ребята, я имею в виду, может, какой дневник отчета: куда пошла, вышла, куда выезжала, где была?
– Все мне докладывалось в устном виде. Прошел день – я в курсе как.
– А можете хотя бы один из таких дней пересказать?
– Так и не вспомнишь. Да все обычно: парикмахерская, потом салон какой-то. По магазинам гуляла, кофе пила.
– Парикмахер не слишком ли часто? Вот вы говорите, накануне дня смерти она была у парикмахера.
– Ну так она и ходила раз в неделю.
– Для чего?
– Я откуда знаю. Красить волосы – может, еще чего.
– А ваша жена часто ходит?
– Не ходит, к ней приходят. У моей жены укладки каждодневные, ну там такая прихоть.
– Просто у Моники крашеные волосы, длина средняя. Волосы сами по себе волнистые. Блондинки подкрашивают корни раз в месяц, ну два. Зачем каждую неделю ходить? Плюс у Моники отросшие корни были приличные.
– Этого я не могу сказать, товарищ следователь, узнавайте. Вы мне потом сообщите, а я у своих ребят спрошу – может, чего недоговорили. Одно я точно вам сейчас сказать могу: не моих это рук дело, вот мне это ни к чему, даже ее загул не повлиял бы. Но вот за что замочили, что за хмырь у ней терся – это мне надо знать. Я это к тому, что, возможно, она ему про меня рассказала, а мне это ни к чему.
Козырев проводил собеседника и тут же набрал Несерину. Тот на удачу оказался на месте.
– Алексеевич, ты как раз вовремя! Что ни день, то новость!
– У меня тоже кое-что есть. Рассказывай, что у тебя.
– Ну, во-первых, слухи дошли, что дело по вашей проститутке и у нас кое-что сдвинуло: тут уже нашему прокурору не до прикрытия Умаровых, так как сам на ниточке висит со своими погонами. Нервный ходит, злой. Убийство Шмидта тоже не скрыть, все-таки человек из правоохранительных органов, да к тому же награжденный. Так вот, за его заслуги бумага пришла, что все на контроле теперь, да и ваших областных подтягивают.
– Да-да, так и есть, нам даже проще будет теперь сотрудничать. А еще что за новость?
– А это вот как раз очень важная штука, на мой взгляд. Короче, отпечаток наш засветился еще по одному делу, но почти двадцать лет тому назад! Как тебе такое?
– Да ладно! В вашей картотеке?
– Вообще, там такое дело, я
