Белые кресты - Юлия Булл
– Да кто угодно. С нашими девками хорошо общался, но их исключаем, он контакт находил хороший со всеми, я имею в виду с противоположным полом. Знаком был со многими: в любую организацию зайди, даже не из нашей структуры, Шмидта знали все. Так что круг не сужается, понимаешь, а наоборот, расширяется.
– Ну да… с учетом того, сколько женщин было на похоронах… Кстати, про похороны – что-нибудь подозрительное заметил?
– Все как обычно: в ожидании у дома люди стояли кучками, все общались, обсуждали что-то. На обед многие приехали, никто из толпы не выбивался.
– По текущим делам Шмидта всех рассмотрели, кто бы мог это сделать?
– Да какие дела, ему через два дня отбывать предстояло, а тут такое. Все дела после тебя у меня на столе да у новенького, присланного вместо капитана. Пока адаптируется, а я по самые бигуди в завязке теперь. И вот что, кстати: главный все же дал добро на объединение двух дел. Тебе сообщить не успели, у тебя свидетель был на приеме.
– Значит, дело Ани Кравцовой берет новый оборот?
– Получается, что да, оборот, поворот – не знаешь, как назвать. Целый ребус. Умаров причастен, но не причастен вроде как, а если и причастен, то с ним подельница была.
– Вот про Умарова я как раз и хочу поговорить.
Козырев рассказал все, что ему удалось раздобыть за последние дни, и даже поделился делом об убийстве Моники.
– Приехали, Алексеевич… – протянул Несерин, почесывая затылок. – Я надеюсь, проститутку хоть не наша баба с отпечатком замочила?
– Хрен ее знает, пока особо ничего, оперативники работают, но далеко не продвинулись, не считая разговора моего с подругой этой Моники. Там еще этот покровитель с громким именем, его вроде как завтра допрошу, с благословения нашего главного. Заключение от эксперта никак не получу, все официально, согласно регламенту и установленным срокам, с этим мне здесь сложнее.
– Понятно… Ждем, значит… А алиби есть у папика? Хотя ведь мог тупо заказать.
– Алиби есть, там железно. Заказать возможно, но я так понял, он не в курсе был про левого мужика.
– Если ебарь был на стороне, то долго такое скрывать не получается у таких людей. Она яркая, на виду, тот денег башлял, жила в роскоши, да еще и с личной охраной.
– Да вот и мне непонятно: охрана дремала на стреме, она в париках бегала. Что за гусь залетный у нее нарисовался? Опера уже все кабаки и клубы обошли с ее фото. Но она нигде не появлялась. Гостиницы не снимали, из города не выезжали. Я предполагаю, что в город только он и приезжал.
– А почему считаешь, что залетный?
– Подруга сказала, что Моника в определенные дни на встречу ходила, только когда тот приезжал. Вторник и четверг.
– Как прием в женской консультации.
– Не понял.
– Ну дни приема в женской консультации в Зареченске и у вас тут в областной, я жену возил, когда она с пацанами ходила, ну в смысле беременная была.
– А… понял. Думаешь, он тоже, того, жену привозил?
– Вряд ли, прием с раннего утра и до двух часов дня, и потом, зачем ему во вторник и в четверг катать беременную, какой-то один день должен быть. Нет, тут другое что-то.
– Верно рассуждаешь, действительно, зачем катать. Ну хорошо, что может быть связано в эти дни? По делу, кстати, помнишь, предпринимателя Чернышова? Выстраивали его маршрут передвижения. Он на закупки с водителем МАЗа своего гонял каждый понедельник, а в сезон еще и в пятницу. Почему именно понедельник, а не вторник?
– Не знаю, может, там график какой. Как они вообще затовариваются? Я пробью попробую, они все на одну базу гоняют, заеду узнаю. И на Сафоновский рынок заскочу, там шмотки опт, но мало ли, может, тоже регламент имеется.
– Добро, тогда держи меня в курсе. Я попробую тоже чего-нибудь полезное добыть. Ну и как допрошу благодетеля Моники – сообщу.
Распрощавшись с Несериным, Козырев направился по своим делам. Проехав вдоль аллеи героев, свернул на главный проспект города. За окнами мелькали полуголые деревья и жилые дома. Козыреву нравились эти дома, но жить в них было не по карману, если только унаследовать, но и этого не предвиделось. Жить в доме, построенном в эпоху Сталина, считалось престижно в любом городе: такие дома находятся в центре, рядом развитая инфраструктура, парки, детские сады. В сталинках высокие потолки, широкие коридоры и кухни от двенадцати метров. Прямо идеальное место для жительства. Постройки в стиле сталинского ампира привлекали внимание многих. Квартиры в них постепенно переходили богачам: кто-то продавал, чтобы выжить, у кого-то и вовсе отжимали. Интеллигенция былых времен стала исчезать в никуда, а на ее место заселялись сомнительные лица, не имеющее никакого представления о «высоком». Сталинские здания делили на номенклатурные, директорские, рядовые и типовые. В такой вот номенклатурный дом и направлялся Козырев, на место убийство Моники.
Номенклатурные дома еще назывались ведомственными или «ведомками». Их проектировали для высших слоев советского общества: партийных руководителей, военных, работников силовых структур, научной интеллигенции. На этаже были две или четыре квартиры, каждую квартиру занимала одна семья.
В квартире, куда зашел Козырев, было три или четыре жилые комнаты, сразу с порога было не разобрать, но, уже подсчитав количество дверей, следователь представил масштаб помещения. Чаще всего в таких квартирах владельцы отводили часть площади под библиотеку, кабинет и игровую комнату. А здесь одна комната была гардеробная, другая – спальня убитой хозяйки, третья – кабинет, устроенный, скорее всего, собственником квартиры до сдачи ее в аренду, и четвертая – большая гостиная с тремя окнами. Вдоль коридора был расположен санузел и, наконец, кухня. Козырев обошел все помещения, пересмотрел вещи, картины, фото и вернулся в большую гостиную с мягкой мебелью. На стене висела картина, на которой в полный рост была изображена убитая. На следователя смотрела блондинка с голубыми глазами в каком-то белье и шелковом халате, лежащая на леопардовом покрывале с бокалом красного вина в руке. Изображение выглядело пошло, но в то же время красиво.
Пройдя на кухню, Козырев отодвинул занавеску в поисках пепельницы, найдя ее, посмотрел в окно. Оно выходило во двор. Судя по всему, именно тут у подъезда и стояла машина с охраной Моники, точнее ее папика, подумал про себя Козырев. Подкурив сигарету, он подошел к газовой плите и включил вытяжку. Дым уходил вбок, никак не желая затягиваться в предназначенное место. Козырев поднял голову и посмотрел на стену, смежную с санузлом, где был расположен выход в вентиляционный короб.
– Хм, естественная вентиляция работает на принципах гравитационного воздухообмена, для нормального ее функционирования не нужны никакие механизмы и электроэнергия, – произнес Козырев вслух.
Сигаретный дым продолжал висеть в воздухе, и Козырев открыл окно. Докурив сигарету, он взял стул, решив посмотреть, что с вентиляционным отводом.
Кухонная вытяжка выходила в другой отсек вентиляции, а рядом была расположена решетка естественной. Возможно, это сделали строители, когда шел ремонт в квартире, а может, изначально так было по проекту. Козырев поддел ножом вентиляционную решетку и удалил ее. Просунув руку, он нащупал сверток. Достал его и положил на стол.
Аккуратно раскрыв, следователь посмотрел на содержимое: это был «макаров», паспорт и наличные в иностранной валюте. После чего вернулся к кухонной вытяжке и разобрал ее полностью. На руках появился еще один сверток. Это были ювелирные украшения, золотые комплекты, серьги, кольца, перстень с камнем в футляре, браслет и кулон. Козырев сел на стул и произнес: «Упущение жесткое…» – имея в виду, что при осмотре помещения упустили такие детали, как скрытые места с заначками, а они ведь должны были быть. Еще одна странность была в том, что другие ювелирные украшения, имевшие куда большую ценность, чем эти спрятанные, спокойно лежали в большой шкатулке.
Как только Козырев доложил о своей находке, тут же началось шевеление, и, конечно же, кого-то ожидал разбор полетов.
Глава 17.
