Пария - Энтони Райан
Суэйн беспомощно хмыкнул, покачав головой.
– Этого всё равно не хватит. У них перевес в численности, и никакая набожность не одержит победы в битве, когда шансы настолько неравны.
– Набожность… – тихо повторил я, поскольку его слова нашли отклик в моей голове.
– Писарь? – лицо Суэйна выражало неохотную настойчивость. Он по-прежнему таил сомнения на мой счёт, и не зря, но похоже в него закралась капелька уважения к моей хитрости.
– Вы с Уилхемом возвращайтесь по дороге, – сказал я ему. – Найдите роту и ускорьте, как только сможете. А что до численности, то вряд ли это будет проблемой.
– Сложно будет, – предупредил Уилхем. – Казни всегда проводят по утрам.
– Тогда придётся вызвать ещё задержку. Если они хотят, чтобы всё выглядело по закону, то им придётся соблюдать нужные процедуры. И это предоставляет возможность.
– Какую?
Удивительно, что мне живот не скрутило от той хитрости, которую я собирался предложить. «Проклятие Доэнлишь хуже всех остальных», сказал цепарь. «Она привязала тебя крепче, чем я бы когда-либо смог»…
– Вряд ли… – сказал я – …ты захватил мои доспехи?
ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ
– Посмотрите на предательницу!
К тому времени, как я начал проталкиваться через толпу, оглашение обвинения уже началось – кто-то невидимый мне выкрикивал командирским голосом с эшафота. Плотная толпа – куда многочисленнее, чем пара десятков зевак, пришедших поглазеть на кончину герцога Руфона – закрывала мне обзор, но я легко мог угадать, кто присутствует на эшафоте. Впрочем, голос говорившего не опознал.
– Она ужасно попрала истины Ковенанта! Узрите её позор и вину!
Несмотря на то, что рассвело уже несколько часов назад, некоторые из собравшихся – или из тех, кого заставили быть свидетелями этого уродливого представления – были уже пьяны и не желали сдвигаться без сильного толчка. Те, кого злил мой напор, забывали прорычать угрозы, как только в полной мере оценивали мой внешний вид. Мои доспехи остались в Фаринсале, но Уилхем был в своих, когда шёл за Эвадиной к святилищу мученика Айландера. Всё неплохо подошло мне, а после тщательной полировки тряпкой и слюной голубая эмаль ярко блестела. Поэтому на взгляд неохотно отходивших трезвых и пугавшихся пьяниц я выглядел рыцарем. И многие даже кланялись и склоняли головы, убираясь с дороги.
– Не обманывайтесь её лицом, добрые люди! Ибо это всего лишь маска! Личина, скрывающая невыразимую пагубность!
Я услышал, как один керл спрашивает другого:
– Чё такое «пагубность»? – и получает не менее озадаченный ответ:
– Хер знает. А чё такое «личина»?
Я уже подошёл довольно близко и различал, что за высокопоставленные лица стоят на эшафоте, и ничуть не удивился, разглядев там герцога Эльбина. На Поле Предателей я видел его лишь мельком, и он показался мне совершенно невыразительным – из выдающегося у него было только кислое и нетерпеливое выражение лица. Вокруг него стояло несколько приближённых, но Лорайн рядом с ним не было. Сильно сомневаюсь, что он хотя бы подозревал, где была его жена неделю назад, или, если уж на то пошло, в любую другую ночь.
– Не довольствуясь продажей возлюбленной жемчужины нашего королевства нашим ненавистным языческим противникам на севере, эта ужасная обманщица также осмелилась наградить себя мантией мученицы! Неужели нет конца её источнику развращённости?
Говоривший обладал отличным, сильным голосом, и даже командирским, если бы не выбор слов. Эвадина всегда знала не только как докричаться до ушей слушателей, но и как захватить их души понятными им словами. А этот человек любил своё красноречие, и, как я подозревал, мнение этой толпы и в грош не ставил. Я остановился, добравшись до переднего края толчеи, и, увидев наконец говорившего, понял, что всё-таки знаю его.
– Итак, добрые люди, – провозгласил стремящийся Арнабус, – в последний раз прошу вас, узрите эту предательницу. – Он выставил руку и недрогнувшим пальцем указал на женщину в белом, стоявшую в нескольких шагах от него. Узкое лицо Арнабуса, казавшееся в тот день у королевского лагеря необычайно бледным, сейчас раскраснелось и покрылось капельками пота. Уж не знаю, от страха или от радости.
По разительному контрасту лицо Эвадины выглядело спокойным, практически безразличным. Её кожа – обычно и так бледная – казалась белой, как её одежда, а в спокойствии было что-то от статуи. Запястья ей связали верёвкой, но боли она не выказывала. Скорее у неё было выражение терпеливого ожидания, как у женщины, которая страдает от очень утомительной беседы, но слишком вежлива, чтобы её прерывать. А признаков страха я не видел вообще.
По бокам от неё стояли два королевских солдата из роты Короны, а рядом с краем эшафота – крупный рыцарь в полном доспехе, с кирасой, украшенной медным орлом. Рискованно было ставить на то, что я не встречу здесь королевского чемпиона, но это был просчитанный риск. Судя по всему, сэр Элберт Болдри с огромной неохотой взял на себя роль палача старого герцога. И, к моему большому облегчению, он явно отказался марать свою рыцарскую честь, принимая хоть какое-либо участие в этом фарсе лжецов. Впрочем, сэр Алтус Левалль таких сомнений не испытывал.
– Я прошу вас засвидетельствовать её законную казнь и, скрепив сердца, не допустить жалости. – Я снова посмотрел на стремящегося Арнабуса, голос которого звучал всё громче. – Прошу вас, как верных подданных короля Томаса, запомнить то, что увидите здесь сегодня. И, наконец, я спрашиваю вас, после того, как были доказаны все обвинения против неё, выйдет ли кто-нибудь с оружием в защиту этой предательницы?
– Я ВЫЙДУ!
Я не оставил паузы между вопросом и ответом и, проталкиваясь мимо последних керлов, проорал так громко, как только позволяла моя глотка. Перед эшафотом стояла шеренга герцогских воинов, которые на моё появление отреагировали с предсказуемой тревогой. Ближайшие ко мне опустили алебарды и выстроились передо мной полукругом.
– Я пришёл с оружием в защиту несправедливо обвинённой! – Выкрикнул я, поднимая меч над головой и вытаскивая его из ножен. Небо тем утром частично затянуло, но мне повезло, что обнажённый клинок довольно ярко заблестел, когда я поднял его вверх. – Это моё право! Право всех подданных Альбермайна по законам, установленным в первое Троецарствие!
С этими словами я повернулся, не опуская меч, чтобы это услышала толпа:
– Подданный любого звания может бросить такой вызов, будь он керл, рыцарь или попрошайка! Примете ли вы его, или
