Пария - Энтони Райан
– Вышло так, – сказал я, – что я встретил человека, который сильно напомнил мне вот этого Ульфнира, только у него был топор. Огромный каменный топор.
– И всё же, ты вроде бы не ранен. – Беррин с улыбкой наклонила голову. – Не все южане, встретившие аскарлийца, настолько везучие.
– Я не говорил, что он аскарлиец.
От этих слов её губы робко дёрнулись, но это явно её не особенно встревожило.
– Мы встретились с ним вскоре после того, как он запытал человека до смерти, – продолжал я, отчего выражение её лица хотя бы стало намного серьёзнее. – Алый Ястреб. Ты о таком слышала? Это сделали с человеком, который совершил, видимо, ужасное преступление, везя шерсть на продажу в этот город, чтобы накормить свою семью.
– Это вызывает огромное сожаление, – ответила Беррин. – Хотя, как и многое на войне.
Я подошёл ближе, потянул за шнурок на шее и достал её подарок.
– А ещё у него был такой же. – Я покачал серебряным узлом у неё перед глазами. – Любопытно, тебе так не кажется?
На краткий миг взгляд Беррин задержался на талисмане, а потом она отступила и подняла лицо, глядя на бесстрастный каменный лик Ульфнира высоко вверху.
– Альтвар-Ренди, – сказала она, – повествует о том, как Ульфнир, повелитель Дальних Царств, сражался в великой битве против Хельтваров, мерзких зверей из Ямы мучений. Одолев их, он пожелал очистить свои владения от их трупов и сплёл их всех в новое царство, в землю, на которой мы стоим. Таким образом, когда этот мир родился, сама почва была засеяна злом. И из этого зла растут все беды человека и природы. Устыдившись своей ошибки, Ульфнир поклялся защитить своё творение и всех смертных, обитавших на нём, посвятив всех своих детей и внуков этой задаче. Себя он поставил стражем Залов Эйвнира, чтобы даже за покровом смерти самые достойные получили справедливую награду. Такова преданность Ульфнира своему творению, и таков долг нас, смертных, перед ним. А чему предан ты, Элвин?
Я сомневался, что она ждёт ответа, и потому промолчал. Беррин перевела взгляд с мрачного решительного лица Ульфнира на основание его статуи – квадратный постамент, густо исписанный рунами. До сего дня я не знаю, специально ли она остановилась на одной конкретной группе символов, или это был просто бессознательный рефлекс, рождённый долгими годами изучения. Исключительно из сентиментальности я предпочитаю верить в последнее.
– Приятно было снова с тобой повидаться, – сказала она, а потом ушла быстрым шагом.
Я подождал, пока она не исчезнет в лабиринте улочек, и подошёл к постаменту. Рунические символы, которые привлекли её внимание, находились в самом конце надписи и буквально ничего для меня не значили. Я очень тщательно их скопировал, взяв из кармана кусочек угля и пергамент. Где-то в этом порту, который скоро будет осаждён, обязательно найдётся хоть одна душа, кому известно их значение.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
– Редмайн называл его ударом обманщика, – объяснял Уилхем, стукнув навершием меча по нижней кромке моего забрала. Мы сцепились в центре двора у конюшни Фольваста. Уилхем снова надел свои отличные голубые доспехи, а я – разношёрстный, но вполне исправный набор добычи с поля боя, присвоенной или купленной у моих товарищей-солдат. Заняться было нечем, помимо изнуряющей муштры или прогулок по короткой стене, так что мы, получив капитанское разрешение, решили продолжить мои уроки рыцарских искусств.
На моё счастье бывший аристократ оказался весьма терпеливым наставником. А ещё, судя по живости его взгляда и отсутствию запаха спиртного изо рта, сейчас он был совершенно трезв. Он проводил меня по разным уровням владения мечом с заботливым советом, а не с презрением или наказанием, которые, как я знал, украшали его обучение. Через несколько дней на тренировке с ним легко было дурачить себя, что я почти сравнялся с ним в мастерстве. Хотя то и дело он демонстрировал внезапную ярость или хитроумную тактику, которая наглядно демонстрировала, насколько я оставался хуже него.
– У всех рыцарских шлемов есть слабое место, – продолжал он, крепко прижав навершие к моему забралу и больно наклонив мне голову. Он поймал меня так, невероятно быстро повернув меч, который прижал мой клинок к его закованному в броню боку. Слишком быстро, а потом он обхватил левой рукой мою правую и подтянул меня к себе. Я мог бы ударить его по голове, но ясно было, что прежде, чем удар достигнет цели, его навершие закончит своё дело.
– Ударь им достаточно сильно, – продолжал он, – и забрало отлетит, а может даже, сломает твоему оппоненту шею. – Он отпустил меня и отступил назад. – Теперь попробуй ты.
– Все эти хитрости не похожи на рыцарские, – прокомментировал я, пока он медленно демонстрировал нужную последовательность движений. Он уже показал мне все возможные прорехи в рыцарских доспехах, куда можно ткнуть кинжалом, и особенно ему нравился незащищённый участок за коленом. Один хороший удар – и любой рыцарь охромеет.
– Война – это всегда хитрость, – ответил он. – Во всяком случае, так любил повторять мастер Редмайн. Керлов хитростью заставляют идти под знамёна их лорда – обещанием добычи или угрозой хлыста, чего они могли бы избежать, если бы просто встали как один и сказали ему идти на хер. Знать дурачит себя идеями о славе или о королевских милостях. А рыцарство, – Уилхем горько усмехнулся, – худшая хитрость из всех, поскольку дурачит нас иллюзией, что война – это не просто хаос резни и страдания.
– Весёлый он был парень.
– Нет, он был жалким садюгой, хуже не придумаешь. Но и у него случались минуты озарения.
Вскоре после этого мы тренировались на палицах, которые Уилхем использовал вместо деревянных мечей за длину и вес как у настоящих мечей. Я быстро понял, что в первую пару дней он относился ко мне мягко, и по мере продолжения занятий он всё более и более жестоко отказывался от этой уступки. Благодаря бойцовской хватке мне удавалось отразить первые несколько ударов, но очень скоро он неизбежно находил способ сбить меня с ног. И всё же я знал, что мои навыки улучшаются, и меч уже не казался громоздким куском железа, как раньше. Я считал, что если хватит времени, то я и впрямь смогу сравниться с Уилхемом, или, по крайней мере, получу