Псих из Крашти - Мара Вересень
Женщина и Аманда оценили друг друга, носимое имущество, потом обе посмотрели на темного. Пи подвис при виде ухвата, моргнул вразнобой, обрел иную, более внушительную точку опоры, чем ухват, чуть ниже уровня глаз хуторянки. Две внушительных точки. Оттаял и сказал:
— Лопата нужна. И лошадь. Я б купил. А еще… так есть хочется, что переночевать…
Аманда собиралась предостерегающе пнуть придурка, уже заблестевшего глазами и отрабатывающего программу «голодный котик», как тот чуть сменил позицию. Рука, вместо того чтобы пнуть в спину, уперлась в упругое благословение. Хорошо легла, правильно.
Аманда отдернула предавшую руку, шарахнулась, врезалась в зомби, что-то хлопнуло и хозяева хутора заметили Никака, которого в упор не видели до столкновения.
— А это с вами еще кто? — выглянувший из-за жены мужик ткнул в брата-подпольца пальцем.
— Где? — очень натурально удивился темный, обернулся. — Здесь только мы.
— А вот. Сумки держит, — продолжая показывать пальцем уточнил мужик.
— Какие сумки? Ах су-у-мки! Так я как раз потому лопату и спрашиваю. И лошадь.
— Зачем? — спросила женщина с ухватом.
— Лопата — копать. Лошадь — ехать, — терпеливо пояснил Пи. Аманда не вмешивалась. — И поесть не мешало бы. А то такой голодный, что переночева…
— А куда ехать? — прогудел мужик и привычно подставил преграду встрепанной детской макушке, пытавшейся пролезть сбоку.
Пи посмотрел на Аманду.
— В Нункор, — сказала она.
— Глядь, — сказал Пи.
— Глядь, — звонко повторил другой карапуз, протиснувшийся между косяком и матерью.
Дверь снова стремительно захлопнулась.
Аманда принялась медитировать про деньги, домик и долгую счастливую жизнь после Пи, попутно уговаривая себя, что ходьба пешком это даже полезно для фигуры, особенно если не обедать. Потому что если обедать, это лагерь разбивать, что-то готовить, а так они до Нункора, в котором по плану должны были быть вот как раз к обеду, хорошо если завтра к вечеру дотащатся.
— Зачем лопата?
— Лопата — копать, — как мужику повторил Пи, прислушиваясь.
Внутри дома снова шло бурное обсуждение на вечную тему: женщина хотела денег, мужик не хотел работать, чтобы женщина эти деньги получила.
— Но если не будет лошади, копать тоже будет не нужно, потому что будет нужен Никак, — договорил темный.
По двору расхаживали вяло поклевывающие что-то в чахлой траве куры. Из сарайчика с косой дверью выглядывал коровий глаз, коровий рог и дружелюбно помахивающее рыжее коровье ухо. Аманда сошла с крылечка в две ступеньки. Присела на низкие перила.
Пи инспектировал карманы, ссыпая найденные монетки в ладонь. Задний карман тоже проверил. Трижды. Будто там волшебным образом после первых двух проверок вдруг еще деньги появятся. Проникающая в тугой карман рука вкупе с обострившейся от приворота реакцией на упругое, доставляла Аманде раздражающе-волнующее беспокойство. Глаза бы не смотрели… Но смотрели. Дурацкий приворот…
Никак подобрался ближе и принялся урчать на два голоса: животом и глоткой. Будто утешал.
Дверь открылась, вышел мужик и протянул руку.
— Двадцать чаров, отвезу сам, вечером будем в Нункоре. И пять за ночевку в гостинице. Ночью я обратно мимо Убоища не поеду.
— Двадцать? За четыре часа на телеге?
— Мимо Убоища же. Пять часов.
— Пятнадцать. Я некромант.
— А я не слепой. Были бы кем другим, маджен, меньше, чем за тридцать, не повез бы, если бы повез.
— Тогда двадцать, пять за ночлег и лопату за так насовсем, договор — тут же ввернул Пи и шлепнул мужика по руке, пока тот не одумался. — Иди, запрягай.
— Лопата зачем — понятно, — шипела Аманда, подобравшись к Пи сбоку. Сбоку он был как-то менее опасен, пока не начинал глазами лукавыми с синей искрой из-под лохматой челки косить. — Но зачем насовсем?
— Руки занять.
— Лучше бы ты голову чаще занимал, — собиралась сказать Аманда, но не сказала. Потому что если Пи начнет придумывать занятия дурной голове, без головы, да и без рук, может остаться как раз Аманда.
От темного все еще несло парфюмерной лавкой в бордельном стиле. Сразу захотелось чихать. Но если стать ближе, совсем близко, чтобы были видны трещинки вдоль швов на куртке, сквозь неестественный цветочный запах пробивался собственный запах Пи, похожий на аромат кофе, который варят орки, с кардамоном и перцем, очень горький и очень черный.
Мужик тем временем вывел из сарая за коровником лошадь и махнул туда же рукой:
— Лопату под навесом возьмите, маджен, какая глянется, только я там грабли маленько разбросал.
Аманда не была уверена, что Пи дослушал про грабли, но что нашел их раньше, чем лопаты, — однозначно.
— У нас и так барахла полно, — сказала ведьма, когда слишком уж счастливый, потирающий ухо Пи вернулся обратно, волоча за собой древнее, но совсем не дряхлое орудие земледелия.
— Брось.
— Все? Какого гуля мы их тогда сюда перли?
— Да я не тебе, Никаку. Брось, сказал.
Зомби отряхнулся от сумок, как пес от воды. Аманда едва успела поймать ту, рядом с которой было лучше не спать. Ронять тоже не рекомендовалось.
Никак покорно взял протянутую темным лопату.
— Я отойду, — сказал Пи, показав на дальний конец двора, где в углу под сливой притаился сортир, а чуть в стороне находилась калитка, над которой угрожающе нависали откормленные крапивные стебли. — Недалеко. Вон в те кустики, за вон тем дощатым домиком. А ты проследи, чтоб этот жулик наши вещи погрузил, и дай ему десять чаров задатка.
— Я? Деньги на расходы светен тебе отдал.
— Светен отдал, я… можно сказать расходовал. В крапиве, где Никака нашел. Говорил же, споткнулся, мизинчик отбил, а этот выскочил. Пырнул меня стилетом, карман порвал, сволочь. — Пи отогнул край куртки, демонстрируя нанесенный ущерб. — А когда я его по горлу с разворота полоснул, все и посыпалось.
— Совсем все?
— Почти.
— Ум-м-м, — сказала Аманда, опираясь на метлу и прислоняясь лбом к рукам, сжимая зубы, чтобы «ри-и-и» не вырвалось, а так — почти медитативно. — Ум-м-м…
— Тебе плохо, что болит? Голова?
— Это у тебя голова болит! Уй… Уйди!
Темный, поманив Никака пальцем, отправился в крапиву, а Аманда, устроив метлу на телеге, в которую мужик бросил охапку свежей ржаной соломы для
