Искушение - Ольга Дашкова
Старалась не плакать, кусала и без того истерзанные губы, снова чувствуя кровь во рту, сжимала кулаки, упираясь ими в кафель. Как можно расценить то, что произошло? Макс взял меня силой, против моей воли, или я была согласна, потому что кончила на его члене?
Не сразу поняла, что я не одна, почувствовала взгляд.
— Уходи. Ты добился того, чего хотел.
Макс молчал, прожигая спину между лопаток взглядом так, что там начало покалывать. Горячая вода не успокаивала и не расслабляла, я уловила движение, вздрогнула, когда он прижался, когда, обхватив рукой, уткнулся лицом в шею.
— Прости, — могла не услышать сквозь шум воды, но я услышала.
— Уйди, — толкнула локтем в живот, в каменный пресс.
— Нет.
— Уходи, сказала!
Закричала, толкнув в грудь, развернувшись лицом к Максу, и тут же замолчала. Плотно сжатые губы, побелевшие желваки, сдвинутые брови, в глазах чернота, по волосам и лицу стекает вода. Он так и стоял рядом в домашних штанах, нависая надо мной, испепеляя.
— Ты понимаешь, что ты сделал?
Молчал слишком долго.
— Да, я хочу это сделать еще.
— Нет, Макс, нет, — упираюсь ладонями в его грудь, но парень берет мою руку, уверенно и медленно подносит к губам, целует пальцы, другой рукой обхватывает лицо, трогает губы.
Все как в замедленной съемке. Когда мне последний раз целовали пальцы и трогали губы? Даже Иван это делал редко. Это дает трещину в броне, которую я только начала воздвигать против Максима.
— Прости.
Наклоняется, касается губами моих губ, ведет по ним языком, прижимает к себе, чувствую его напряженный член сквозь тонкую промокшую ткань. Он целует медленно лицо, шею, словно и не было той дикости и того агрессивного секса недавно.
— Макс…
— Позволь, я сделаю это.
Опускается на колени, снимает с меня чулки, отбрасывая их в сторону, целует живот, лобок, поднимая ногу, внутреннюю часть бедра.
Господи, что он делает?
Что делаю я?
Пальцы скользят по влажной возбужденной плоти, Макс ласкает, не давая мне шанса уйти. Но ведь я могу все это остановить? Могу, но не делаю. Тело снова предает.
Его язык между моих ног, настойчиво и нежно Макс вылизывает меня, дразнит клитор, медленно проникая двумя пальцами во влагалище. Не знаю, за что держаться, хватаюсь за металлическую полку, не могу сдерживать стоны, переходящие в крик.
Кончаю через несколько минут, сама насаживаясь на пальцы Макса, трусь промежностью о его губы и язык. Зажимаю рот ладонью, все внутри вибрирует, ничего не могу с собой поделать.
Чуть не падаю, когда Максим отпускает меня, но снова впечатывает в мокрый кафель, убирает руку, целует. Вкус крови и собственного удовольствия толкает на то, чтобы ответить ему. Целую, отпуская себя, оттягивая волосы парня, слышу его хрипы.
Небольшая заминка, Макс подхватывает под ягодицы, не разрывая поцелуя, входит в меня одним резким движением. Кричу ему в рот, распадаясь на части от удовольствия. Толчки яростные, размашистые, он насаживает меня на себя, заполняя до предела.
Мне давно не было так хорошо, не могу вспомнить даже такого момента. Сейчас я дышу, живу, хоть и стоя у пропасти. Стоит сделать лишь один маленький шаг — и я полечу в пропасть.
И я лечу.
Я сделала этот шаг.
Глава 9
«Как все прошло?»
«Тебе понравилось?»
«Он был великолепен?»
«Волшебство было?»
Открыв один глаз, тянусь за телефоном на тумбочке, читаю сообщение от Маринки.
Да, все прошло прекрасно. Мне понравилось. Он был великолепен. И если отвязное, развратное, сминающее практически все границы порно можно назвать «волшебством», то да, было волшебно до чертиков.
Мы с Мариной говорим о разных мужчинах. Она спрашивает о Семене, ценителе вина, мяса и лошадок.
Нет, я не готова просыпаться и окунаться в реальность. Я не хочу этого. Можно я сегодня впаду в кому, а когда очнусь, ничего не буду помнить? Это было бы идеально, вот это было бы волшебство.
Единственное желание, которое преобладает во мне сейчас, это спрятаться под одеяло, засунуть голову под подушку, раз уже в кому впасть не получится, и все забыть. Так я и делаю, понимая, что я одна, что Максима, моего пасынка, который вырос во всех местах, нет рядом.
Смутно помню, как мы из ванной вчера добрались до кровати, и хорошо, что до моей, кое-как обтеревшись полотенцем. Волосы еще влажные, спутанные. Я отпустила свой контроль, когда его губы коснулись моей промежности, и парень начал вылизывать меня.
Черт, черт, черт, плохая, очень плохая девочка. Но ведь мы всегда любому, даже самому странному, необъяснимому, дикому поступку найдем оправдание. И я могу привести их несколько, но все они будут противоречить моральным принципам.
А может быть, я была пьяная или чего-то надышалась? Такое тоже возможно. Или приступ сумасшествия, но, скорее всего, это тянет на бешенство матки, потому что нельзя было так долго воздерживаться. Надо было как-нибудь давать организму разрядку, заводить случайные связи, одноразовых любовников.
Воспользоваться, в конце концов, сайтом знакомств, сейчас не надо никого искать на улице или в клубах. Не брезговать свиданиями на один вечер и одну ночь, называться чужими именами для съема номеров в каких-нибудь второсортных гостиницах.
Почему нет?
Господи, нет, как представлю, аж тошно становится. Ну да, а сейчас прям у меня праздник тела, но, увы, не души. Тело действительно ноет, между ног саднит.
Можно сейчас сколько угодно сожалеть о том, что случилось, рвать на себе волосы, сдирать кожу, проклинать, даже биться дурной головой о стену. Даю ту самую свою дурную голову на отсечение, что мой пасынок, тот самый, который вырос во всех местах… да сколько же я могу повторять эту фразу, лишь будет ухмыляться своей идеальной улыбкой мне в глаза и отпускать грязные шуточки.
Но мое самобичевание ничего не даст и не изменит. Все уже свершилось, произошло и случилось. Я всегда рационально смотрела на жизнь, не летала в розовых облаках и позволила себе полюбить лишь раз — отца Макса.
В данной ситуации после своего промаха и слабости я должна быть выше, взрослее, а значит, и мудрее. Надо сделать вид, будто ничего не было. А ведь на самом деле ничего не могло и быть, даже представить то, что могло быть между мачехой и пасынком, пусть даже сыном покойного мужа, мог только больной психически человек.
Это ведь недопустимо. Этому
