Абсолютный слух. 100 классических композиций, которые должен знать каждый - Тим Бувери
Петр Ильич Чайковский
Симфония № 6 си минор, «Патетическая»
1893
«Мне ужасно хочется написать какую-нибудь грандиозную симфонию, которая стала бы завершением всей моей сочинительской карьеры, – писал Чайковский Великому князю Константину Константиновичу19 спустя год после завершения своей Пятой симфонии. – Неопределенный план давно носится у меня в голове. <…> Надеюсь не умереть, не исполнивши этого намерения».
Его первая попытка не увенчалась успехом. Начав вчерне набрасывать свой замысел в мае 1891 г., композитор оставил работу в декабре, придя к заключению, что в произведении не было «ничего сколько-нибудь интересного и симпатичного». Еще год спустя он сообщил своему племяннику Владимиру «Бобу» Давыдову, что у него возник замысел новой симфонии, на этот раз программной. В подробности того, что в нее входило бы, музыкант не вдавался, но можно проследить план в заметках к отвергнутой симфонии «Жизнь», вместо которой будет написана Шестая:
«Первая часть – вся порыв, уверенность, жажда деятельности. Должна быть краткая (финал – смерть, результат разрушения). Вторая часть – любовь; третья – разочарование; четвертая кончается замиранием».
Размышляя над идеями во время своего возвращения из Парижа, Чайковский признался, что стал столь эмоционален, что то и дело разражается слезами. Симфония была не похожа на все, что он писал прежде, – «самая что ни на есть проникнутая субъективностью». Вернувшись в Россию, автор работал со всем творческим пылом. Первую часть он закончил всего в течение четырех дней и к 24 марта 1893 г., едва ли полтора месяца спустя начала работы, вся композиция вчерне была завершена. На этот раз композитор был доволен результатом и писал Бобу: «<…> я положительно считаю ее наилучшей и в особенности наиискреннейшей из всех моих вещей. Я ее люблю, как никогда не любил ни одно из других моих музыкальных чад».
Первая часть открывается зловещим вступлением: низко рычат фаготы, сопровождаемые сумрачным звучанием струнных. Дурные предчувствия рождаются мгновенно и не исчезают, когда с главной темой вступают альты. Побочная тема, лирическая и тоскливая, рассказывает о глубокой романтической любви. Затем разражается гром: буря неистовствует, словно вторглась целая армия, а главная тема обрушивается в виде неумолимой фуги. Вторая часть – это вальс в размере 5/4, его грациозная мелодия чрезвычайно контрастирует с только что завершившейся битвой. Боевой дух возвращается в третьей части, которая, накопив сил в оркестре во время оживленного скерцо, переходит в бодрый марш, заканчивающийся такой триумфальной кодой, что многие слушатели полагают, что услышали финал всего произведения, и зачастую начинают аплодировать. Однако Чайковский высказал еще не все. Медленная часть была оставлена на конец, и она стоит наряду с самыми трагическими сочинения в истории музыки. Скорбное Adagio оставляет нас в мучительной тоске.
Существует множество дискуссий по поводу значения Шестой симфонии, программу которой композитор оставил в секрете, но ее заголовок, «Патетическая», задает страстный, эмоциональный тон. Для многих роковая первая часть и трагичный финал кажутся комментарием к жизни автора, зловещим образом оборвавшейся через девять дней после премьеры. Современные исследователи творчества Чайковского не согласны с тем, что «Патетическая симфония» предвещает смерть своего создателя (и тем более не представляет собой музыкальную записку перед самоубийством, как говорили некоторые), и все же есть что-то автобиографическое в этой самой «субъективной» симфонии, убедительно выразившей эмоциональное смятение музыканта.
Рекомендуемая запись: Berlin Philharmonic, Herbert von Karjan, Deutsche Grammophon, 1977
Джакомо Пуччини
«Богемa»
1893–1895
Традиционно оперы писались на мифологические или исторические сюжеты. Моцарт и Россини в своих либретто вынесли на сцену более домашнюю атмосферу (зачастую несколько нелепую), но к середине девятнадцатого века вернулась тяга к масштабам. Верди обратился к главным произведениям европейской литературы, а Вагнер углубился в скандинавскую мифологию.
В противовес этой тенденции, в попытках найти альтернативу титанам середины столетия, сначала в итальянской литературе, а затем в опере сформировалось движение под названием «веризм». Его последователи стремились создать реалистичный портрет мира, и впервые в нем проявился интерес к нижним слоям общества. Первой веристской оперой считается «Сельская честь» – Масканьи использовал намеренно далекую от возвышенных тем историю Верги о вражде сицилийских крестьян. Вскоре за ней последовали «Преступная жизнь» Умберто Джордано и «Паяцы» Руджеро Леонкавалло (обе – в 1892 г.), обозначив новый тренд.
«Богема», четвертая опера Джакомо Пуччини, нельзя отнести к чистому веризму. Действие происходит в 1830-х годах в Париже, и произведение сознательно показывает богемную жизнь в сентиментальном ключе. И все же удивительно правдоподобно представлены промерзшая каморка, празднество с роскошными винами и сигарами, обман домохозяина и грубость парижской жизни. Дебюсси полагал, что «никто не запечатлел Париж того времени так же точно, как Пуччини», и, конечно, «Богема» – это первая опера, в которой музыкальными средствами изображается счет из кафе.
Предлагаю вам послушать легкое сочинение с невероятной индивидуальностью и атмосферой, в нем звучат величайшие арии эпохи, наступившей после Верди.
Рекомендуемая запись: Mirella Freni, Luciano Pavarotti, Rolando Panerai, Elizabeth Harwood, Gianni Maffeo, Nicolai Ghiaurov, Schöneberger Sängerknaben, Chor der Deutschen Oper Berlin, Berlin Philharmonic, Herbert von Karjan, Decca, 1972
Густав Малер
Симфония № 2 до минор
1895
В октябре 1907 г. Густав Малер приехал с гастролями в Хельсинки, где встретился с коллегой Яном Сибелиусом. Композиторы совершили несколько прогулок, и во время одной из них, согласно первому биографу Сибелиуса, Карлу Экману – младшему, они обсуждали природу симфонии. Финский музыкант утверждал, что «восхищен суровостью, стилем и глубокой логикой, которая создает внутреннюю связь между всеми мотивами». Его спутник был категорически не согласен.
«Нет, – возразил австриец. – Симфония должна быть целым миром. Она должна воплощать все и вся».
Достоверна эта цитата или нет, но она вполне точно отражает взгляд Малера на жанр симфонии, который Карл Черни назвал «величайшим из музыкальных творений» – а подтверждают его грандиозные сочинения автора.
Малер был последним из композиторов позднего романтизма. Полагая, что цель «великого искусства» – исследовать в загадки жизни, он бесконечно задавался вопросами человеческого бытия. Зачем мы рождены? Есть ли у нас предназначение? Правда ли (как говорил Шопенгауэр), что каждый желал этой жизни, прежде чем был зачат? Почему я полагаю, что свободен, если мой дух заключен как в тюрьме? В чем смысл испытаний и страданий? Как жестокость и зло могут быть делом рук любящего Бога? Явит ли, наконец, смерть смысл жизни?
Симфонии композитора пронизаны темами смерти, судьбы, мрака, иронии и борьбы, но