Абсолютный слух. 100 классических композиций, которые должен знать каждый - Тим Бувери
«Севильский цирюльник» – настоящий шедевр. В комической опере, которую композитор сочинил всего в двадцать четыре года, множество запоминающихся мелодий, превосходные ансамбли и виртуозные номера. Либретто основано на первой части трилогии о Фигаро, написанной Пьером Бомарше, и поэтому является предысторией событий в «Свадьбе Фигаро» Моцарта. В произведении Россини граф Альмавива приезжает в Севилью, чтобы посвататься к Розине, своей будущей супруге. Увы, та почти что пленница опекуна, доктора Бартоло, который сам хочет жениться на ней. К счастью, местный цирюльник Фигаро – мастер решать чужие проблемы, он предлагает Альмавиве помощь. Стоит запастись лестницей, разнообразными нелепыми костюмами для маскировки и своевременно дать взятку, и влюбленным удается заткнуть за пояс брюзгу-доктора.
При должной режиссуре это просто уморительный спектакль, но получить удовольствие от него можно благодаря одной только музыке. Как позднее выразился Джузеппе Верди, получившему после Россини титул мастера итальянской оперы:
«По изобилию истинных музыкальных мыслей, комическим остротам и точности декламации [ «Севильский цирюльник»] – самая прекрасная опера-буффа».
Рекомендуемая запись: Roberto Servile, Sonia Ganassi, Ramon Vargas, Angelo Romero, Franco de Grandis, Hungarian Radio Chorus, Failoni Chamber Orchestra, Will Humburg, Naxos, 1992
Людвиг ван Бетховен
Соната для фортепиано № 32 op. 111 до мажор
1822
Сонаты для фортепиано Бетховена – самый невероятный цикл сольных произведений во всей истории музыки; это Новый Завет, как однажды сказал Ганс фон Бюлов8, который последовал за Старым – «Хорошо темперированным клавиром» Баха. На примере тридцати двух сонат, написанных между 1795 и 1822 гг., можно проследить, как росло мастерство композитора, каким образом он постепенно отошел от классицистической традиции Моцарта и Гайдна, прошел сквозь бурю и натиск своего «среднего» периода и завершил все самоанализом и трансцендентностью, которые ошеломляют и вводят в экстаз.
Последняя соната для фортепиано № 32 op. 111 создана в той же судьбоносной тональности до мажор, как Пятая симфония, увертюра «Кориолан» и Третий фортепианный концерт. Она начинается с величественного, медленного вступления, напоминающего о «Патетической» сонате до минор. На смену ему приходит штормовое Allegro con brio ed appassionato, жесткое и напористое. Когда вступает мягкая побочная тема в ля-бемоль мажоре, воцаряется передышка, очень короткая, и вскоре мы снова вовлечены в головокружительное путешествие. Вторая (она же и финальная) часть – одна из самых изобретательных, что когда-либо писал Бетховен. За ариеттой («маленькой арией»), сочиненной в прозрачнейшем до мажоре, следуют вариации, которые становятся настолько сложными с ритмической точкой зрения и порой синкопированными, что похоже, как будто автор изобрел джаз или рэгтайм за семьдесят лет до Скотта Джоплина.
В романе Томаса Манна «Доктор Фаустус» (1947 г.) музыкант Вендель Кречмар спорит с утверждением, что финальная часть представляет собой «конец без начала», и имеет в виду «не только эту сонату до минор, но и сонату вообще, сонату как традиционную музыкальную форму». Не только невозможно представить третью часть после Ариетты; Бетховен бы не мог написать после этого еще одну сонату. Он исчерпал возможности жанра – в пользу данного факта говорит то, что, хотя многие фортепианные композиторы также обращались к упомянутой форме (значительный вклад в нее внес Шопен), большая часть из них (включая Шопена) были вынуждены с того момента искать новые средства выразительности. В самом финале, когда в последний раз звучит ариетта, Кречмар доходит до поэтических высот, говоря: «Это до-диез как горестная ласка, как любовное прикосновение к волосам, к щеке, как тихий глубокий взгляд, последний взгляд в чьи-то глаза. Страшно очеловеченное, оно осеняет крестом всю чудовищно разросшуюся композицию, прижимает ее к груди слушателя для последнего лобзания с такой болью, что глаза наполняются слезами»9.
Рекомендуемая запись: Daniel Barenboim, Deutsche Grammophon, 1984
Франц Шуберт
«Ночь и грезы» D. 827
1822
Франц Шуберт был величайшим композитором из всех, кто писал песни. Он был также и самым плодотворным: прожив совсем недолго, создал их более шестисот.
Название Nacht und Träume («Ночь и грезы») позаимствовано из двух стихотворений поэта Матфея фон Коллина. Оно также могло стать посвящением его памяти, поскольку литератор был другом Шуберта и умер в ноябре 1824 г. Невероятно длинная мелодическая линия требует от исполнителя крайне тщательного контроля над дыханием и отмечена на всей протяженности pianissimo. Певец жалуется на наступление рассвета, который прервет грезы, наполняющие «молчаливые сердца людей»: «Вернись, святая ночь! / Прекрасные мечты, вернитесь!»
Это меланхоличная, но наполненная любовным чувством песня о нежном порыве, словно пришедшая из того же мира, что и ночные пейзажи художника Каспара Давида Фридриха.
Рекомендуемая запись: Ian Bostridge, Julius Drake, Warner Classics, 1996
Франц Шуберт
Фантазия до мажор, «Скиталец»
1822
Если послушать шедевры Шуберта, написанные в той же трагичной романтической традиции, что «Ночь и грезы» (или хотя бы три из них, «Неоконченную симфонию», «Зимний путь» и «Лебединую песнь»), можно подумать, что композитор постоянно пребывал в депрессии. Однако, хотя он все сильнее погружался в меланхолию по мере того, как ухудшалось его здоровье, музыкант бывал и озорником (если не сказать дебоширом). Каждый день в шесть утра Шуберт садился за работу, но по вечерам мог присоединиться к кутежу с друзьями.
Зачастую он этим злоупотреблял. Ходило немало баек по поводу того, что композитор напивался иногда так сильно, что приходилось нести его домой, а некоторые упоминают и о сексуальной ненасытности мастера. Друзья полагали, что у него множественное расстройство личности, и мужчина действительно мог страдать от циклотомии (легкой формы маниакальной депрессии).
«Его сильное тело мучилось из-за раскола в его – хочу сказать “душах”, – вспоминал поэт и художник Йозеф Кеннер. – Одна стремилась к небесам, а другая – во тьму». Еще один друг использовал не столь мрачные формулировки:
«У Шуберта была, если можно так выразиться, двойная натура, и его венская веселость была опутана и сглажена отпечатком глубокой меланхолии. В душе он был поэтом, а на поверку – отчасти гедонистом».
Фантазия «Скиталец» названа так, потому что состоит из четырех частей, построенных в виде вариаций на тему, взятую из одноименной песни композитора. На первый взгляд, это произведение принадлежит второй ипостаси автора. Оно написано в «радостной» тональности до мажор, и размашистые, самоуверенные и непокорные аккорды воплощают в себе дух юности, который объявляет о своем прибытии на новогоднее празднование, кидая в окно
