Хорошо подготовленный разум - Lady Khali

Теперь, сделаем шаг назад и представим, что являемся Пожирателем смерти. Вы видите, как этот малыш восстает против вашего идейного врага. Теперь рассмотрим, насколько ценным он может быть, в будущем, на вашей стороне. Скажем, тот же человек, против которого малыш восстал, ставит перед вами задачу обучить его. Представьте себе, как вы можете воспользоваться этой возможностью! Она, может быть, и не была частью первоначального плана, но существуют другие альтернативы и долгосрочные преимущества, вроде того, что бы разделить навечно Гарри и Дамблдора, это может быть более ценным, чем план воскрешения Волдеморта, который не был бы сорван, если бы вы использовали Седрика, который вероятно, также является врагом.

Теперь, когда первая часть книги закончена, я хочу обратить ваше внимание на некоторые моменты из Поттерианы, которые вызывают у меня тревогу. Уверена, некоторые из вас считают, что таким моментом можно назвать эпизод, когда Воландеморт прикоснулся к Гарри, привязанному к статуе ангела на могиле. Этот жест главного злодея можно истолковать как проявление нетрадиционной сексуальной ориентации, а значит, у автора данной сцены весьма сомнительный вкус. Однако эта сцена и наполовину не беспокоит меня так же, как то, что произошло позднее.

Для меня казнь Барти Крауча-младшего в конце 4-ой книги является наиболее тревожной сценой за всю Поттериану. Мы не видим саму казнь. Мы узнаем об этом лишь со слов Минервы МакГонагалл, но от этого она не перестает быть менее тревожной. В более поздних сериях книги, особенно когда Фардж теряет свой пост Министра, Роулинг подразумевает, что Министерство магии функционирует на либеральной демократии, действующей в рамках конституционной монархии. При таком политическом строе, немедленная казнь без судебного разбирательства почти невозможна. Если бы такое произошло и «комитет бдительности» случайно и по-быстрому казнил БК-М, это противоречило бы конституции этой самой конституционной монархии. А тут, такое было совершено на самом высоком, правительственном уровне и осталось безнаказанным! Это говорит мне о законах магического правительства больше, чем я хотела бы знать. (На самом деле, это заставило меня задаться вопросом, почему все британские волшебники не присоединились к Воландеморту.) Я понимаю, что Роулинг вероятно написала эту невероятную сцену только для того, чтобы Фадж дистанцировался от Дамблдора. Во многих отношениях она создала раскол между этими двумя в пятой книге. Однако это характеризует их общество далеко не лучшим образом…

Это был явный пример политического произвола, а значит, правительство, которое она описала в более поздних книгах (особенно такие сцены, как избрание министра, деликатный вопрос, с которым я буду разбираться во второй части) представляет собой тщательно выстроенный фронт для более широких полномочий или оно не существует вообще.

Спасибо всем вам за то, что оставались со мной так долго.

Леди Кали

Увидимся в следующий раз.

Khali

Глава 1а

Профессор Дамблдор обратил взгляд на Гарри, а тот в ответ посмотрел ему прямо в лицо, стараясь определить, что выражают глаза за стёклами очков в форме полумесяца.

— Бросал ли ты свое имя в Кубок, Гарри? — спокойно спросил он.

— Нет, — ответил Гарри. Он знал, что все наблюдают за ним очень внимательно. Снейп недоверчиво фыркнул откуда-то из тени.

— Ты просил кого-то из старших студентов бросить твое имя в Огненный кубок вместо тебя? — спросил Дамблдор, игнорируя Снейпа.

— Нет, — решительно ответил Гарри.

«Гарри Поттер и Огненный кубок», глава 17.

Я был полностью разбит и опустошен морально. Врагами. Последняя надежда, за которую я цеплялся, была на то, что Дамблдор остановит этот глупый фарс и защитит меня от нападок, только что была полностью уничтожена. Только Моуди поверил, что я не бросал свое имя в Кубок. Даже МакГонагалл верила лишь в невозможность пересечь возрастную черту Дамблдора, а не в меня. Если мой собственный Декан не защищает меня, от кого мне ждать помощи?

От Директора школы?

Мерцание голубых глаз, частично скрытых за очками, появилось перед моим мысленным взором. Меня охватило спокойствие. Тишина. Впервые с тех пор, как мое имя вылетело из Кубка, я поверил, что все будет хорошо.

Мои мысли сами переключились на друзей. Гермиона и Рон останутся верны мне. С ними я могу справиться с чем угодно, даже с тысячелетним василиском и Волдемортом. Пока у меня есть они и профессор Дамблдор, все будет в порядке.

Я хотел бы пережить и ЭТО. Расквитаться со своими врагами и жить спокойной жизнью.

Но затем нахлынули назойливые воспоминания.

Моуди целится палочкой в меня и шепчет: «Imperio». Я стараюсь сопротивляться изо всех сил, но моя воля почти подавлена. Как только поддаюсь, чувствую себя легким, счастливым, но мое тело и разум перестают подчиняться мне. Как будто невидимый захватчик раздавил и уничтожил мою личность, заменив ее чем-то чужим.

Мой разум словно вывернули наизнанку. Спокойствие уступило место кошмару. Как обратная психологическая реакция на подавление моих истинных чувств Империусом, приходят ужас и отвращение.

Что, черт возьми, не так со мной?

Почему размышления о Дамблдоре заставляют меня чувствовать себя раздавленным как после Империуса Моуди? Я прислонился к стене в пустом коридоре, утопая в собственных страхах, пытаясь совместить свои ощущения с реальностью.

Что происходило в действительности? Дыхание застряло в горле, когда я понял, что не помню этого? Воспоминания о прошлом мельтешат в голове. А когда-то, я знал. По крайней мере, я знал кем был, кем считал себя — то неописуемое ощущение своего Я. К трехлетнему возрасту я понял, что присутствие каждого человека ощущается по-своему и мог уже с легкостью идентифицировать знакомых людей. Тетю Петунию как нечто терпкое и колючее; дядю Вернона — смердящее как грязные носки шестинедельной давности и Дадли — как гнилое, мягкое, отвратительное и, прежде всего, вонючее яблоко. Когда был ребенком, я полагался на это шестое чувство, сравнивая их, друг с другом, по ощущениям, и постоянно искал кого-то вроде себя, место, где я был бы своим.

Я перестал делать это незадолго до того, как приехал в Хогвартс. Не знаю почему так получилось, но одним прекрасным днем я проснулся и решил: больше не буду доверяться тем эфемерным, нереальным ощущениям, что люди называют шестым чувством.

Но, может быть, я был не прав?

Я закрыл глаза и сосредоточился, чтоб, найти тот яркий шар радужного света в себе, который я обнаружил, когда, на мой седьмой день рожденья, дядя Вернон запер меня в чулане под лестницей.

Я прижался щекой к прохладной каменной стене и сконцентрировался. Испарина выступила у