Гениальный язык. Девять причин полюбить греческий - Андреа Марколонго
Когда солдаты авангарда взошли на гору, они подняли громкий крик. Услышав этот крик, Ксенофонт и солдаты арьергарда подумали, что какие-то новые враги напали на эллинов спереди, тогда как жители выжженной области угрожали им сзади, и солдаты арьергарда, устроив засаду, убили нескольких человек, а нескольких взяли в плен, захватив при этом около двадцати плетеных щитов, покрытых воловьей косматой кожей. Между тем крик усилился и стал раздаваться с более близкого расстояния, так как непрерывно подходившие отряды бежали бегом к продолжавшим всё время кричать солдатам, отчего возгласы стали громче, поскольку кричащих становилось больше. Тут Ксенофонт понял, что произошло нечто более значительное. Он вскочил на коня и в сопровождении Ликия и всадников поспешил на помощь. Скоро они услышали, что солдаты кричат «Море, море!» — и зовут к себе остальных. Тут все побежали вперед, в том числе и арьергард, и стали гнать туда же вьючный скот и лошадей. Когда все достигли вершины, они бросились обнимать друг друга, стратегов и лохагов, проливая слезы [31].
Был период, когда в греческом языке отсутствовало (или было забыто) слово для обозначения моря. Это доказывает, что изначально индоевропейские народы обитали во внутренних гористых районах, вдали от побережья. Да, существовал общий индоевропейский корень *mor, засвидетельствованный в разных древних и современных языках. В латыни «mare» (от которого произошли итальянское «mare», французское «mer», испанское «mar») указывает именно на безграничное водное пространство, противоположное пруду или озеру — «lacus». И напротив, славянское «mor» обозначало ограниченный бассейн стоячей воды типа болота, по смыслу противоположный морю. В большинстве индоевропейских языков общий корень слова «море» вообще отсутствует.
Когда часть индоевропейского народа, ставшая народом греческим, вышла к Средиземноморью, то была вынуждена называть его новыми, другими именами, точно так же как новой и другой стала их приморская цивилизация.
Греки тогда решили называть море ἡ ἅλς, «соленое пространство», в женском роде, дабы отличать его от ὁ ἅλς, «соли», мужского рода. Ни в каком ином языке слово «соль» не обозначает море, кроме древнегреческого, языка, испытавшего практическую и человеческую необходимость дать имя чему-то невиданному, чем, быть может, люди были так же растроганы, как солдаты Ксенофонта, путешествовавшие домой, в Грецию.
Позже греческий обрел другие, разные, чарующие слова для обозначения моря: ὁ πόντος, «переход», «тропа» в иное место, как судоходное море (этот смысл прослеживается в латинском «pons» и итальянском «ponte», «мост»); ὁ πέλαγος, «ровное пространство», «поверхность» неопределенной этимологии, однако означающей как раз ровную и глубокую морскую гладь, наподобие равнины или луга, только синего цвета (опять-таки в латыни находим «planus» — «плоский», а в итальянском «pelago» — «открытое море»); и наконец, самое распространенное греческое название моря, то самое θάλαττα, к которому взывают герои у Ксенофонта, неясного происхождения, возможно позаимствованное у какого-то неизвестного народа, уже ранее жившего в Средиземноморье. Название без предшественников и последователей в каком-либо другом языке мира, кроме греческого.
Все греческие диалекты, которые мы знаем и на которых читаем, происходят от языка, уже необратимо отличного от индоевропейского — общего, или доисторического греческого.
Языки претерпевают особенно быструю трансформацию, когда становятся имперскими, то есть представляют собой наречия завоевателей. Следовательно, мы можем предположить, что общий греческий начал меняться, когда стал языком греческого народа, способного на великие политические, а главное — культурные завоевания. Но насчет данных событий можно лишь строить гипотезы за неимением письменных свидетельств и исторических данных. Нам опять-таки помогает взгляд «под поверхность слов».
Возьмем два одинаковых слова, отличающихся только ударением: ὁ νομός, «пастбище» и ὁ νόμος, «закон». Оба происходят от общего корня νομ/νεμ, означающего «распределять». Первое — ὁ νομός — обозначает «участок земли, вверенный, пастуху (νομάς)», и отсылает нас к еще кочевому этапу пастбищного хозяйства. Второе слово — ὁ νόμος, — напротив, относится к обществу, постоянно привязанному к определенной территории, где хозяева пастбищ назначались по праву, по закону: греческая цивилизация изменилась, а вместе с ней изменился глубинный смысл слов.
От индоевропейского — доисторический греческий, а от него — древнегреческий воспринял потрясающей значимости конструкции — носительницы смысла и античного мировосприятия. Прежде всего, четкое различие между именной и глагольной системой. Каждое имя имеет три рода — мужской, женский и средний, — три числа — единственное, двойственное и множественное — и изменяется по падежам. Глагол имеет залог — активный и средний/пассивный, — три лица и три числа, а также наклонения (изъявительное, сослагательное, желательное и повелительное) и неличные формы (инфинитив и причастие).
Наконец, временна́я категория маргинальна, подчинена видовому наполнению действия; оно выражается точно так же, как, видимо, замышлялось в индоевропейском, не на основе «когда?», а на основе «как?», на основе последствий для говорящего. Три глагольные основы — настоящего, аориста и перфекта — обозначали вид глагола, а не его время.
В силу странной и примечательной исторической случайности древнегреческий язык появляется в I тысячелетии до н. э. уже сложившимся, сформированным, уже взрослым, настоящим; в нем ничего не осталось от давнего или отдаленного прошлого. Фактически ни один язык индоевропейского происхождения не выходил на сцену документированной истории с таким количеством инноваций, но без каких-либо следов предшествующей эволюции, как древнегреческий. То был первый шаг греческого по обособленному пути, уникальному сравнительно с другими индоевропейскими языками. Затем данный путь станет уникальной магистралью, как явствует из последующей истории греческого языка, единственного в Европе, что непрерывно менялся изнутри, никогда не превращаясь во что-то иное.
Греческий язык всегда был одинок.
Столько разных диалектов и классический греческий. Да, но какой?
Формы, в каких греческий предстает в истории, — а стало быть, и в наших глазах, и в наших книгах — различны. Более чем различны. Каждая область, каждый город обладает собственной разновидностью языка, и мы наблюдаем это в официальных документах и личных текстах. Кроме того, каждому литературному жанру свойствен отдельный канонический язык, который, в свою очередь, каждый писатель использует по-своему.
Во всяком случае, можно с уверенностью заявить, что в самую древнюю эпоху греческого, между VI и V веками до н. э., форм греческого было столько, сколько дошло до нас текстов на данном языке (или же столько, сколько было носителей языка!). Эти разнообразные формы древнегреческого, сгруппированы в лингвистические единицы, называемые диалектами.
Для понимания того, что означает «изъясняться и быть понятым» на греческом, важно не забывать одну данность: древние греки никогда не были единым государством. Единым, сплоченным, гордым народом они, правда, были всегда, и, вероятно, останутся навечно.
Словом, Греция как политическое государство никогда не существовала (по крайней мере, до 1832 года от Рождества Христова, если не считать иностранного владычества). Но греческий народ, бытность греками, какую описывает Геродот, τὸ Ἑλληνικόν, существовала всегда, от Гомера до наших дней. Так ответили афиняне спартанцам, боявшимся их союза с персидским царем:
Τὸ μὲν δεῖσαι Λακεδαιμονίους μὴ ὁμολογήσωμεν τῷ βαρβάρῳ, κάρτα ἀνθρωπήιον ἦν· ἀτὰρ αἰσχρῶς γε οἴκατε ἐξεπιστάμενοι τὸ Ἀθηναίων φρόνημα ἀρρωδῆσαι, ὅτι οὔτε χρυσός ἐστι γῆς οὐδαμόθι τοσοῦτος οὔτε χώρη κάλλεϊ καὶ ἀρετῇ μέγα ὑπερφέρουσα, τὰ ἡμεῖς δεξάμενοι ἐθέλοιμεν ἂν μηδίσαντες καταδουλῶσαι τὴν Ἑλλάδα. Πολλά τε γὰρ καὶ μεγάλα ἐστὶ τὰ διακωλύοντα ταῦτα μὴ ποιέειν μηδ᾽ ἢν ἐθέλωμεν, πρῶτα μὲν καὶ μέγιστα τῶν θεῶν
