Гениальный язык. Девять причин полюбить греческий - Андреа Марколонго
Потому я до сих пор пользуюсь словарем, и нередко. С полной откровенностью официально заявляю, что не помню даже всех бесчисленных морфологических и синтаксических особенностей языка, в силу чего часто заглядываю в учебники без особого высокомерия (присущего некоторым так называемым «академикам», которые неизвестно почему возненавидели свой труд, самих себя и других).
В университете я сдавала экзамен, часть которого состояла в переводе с листа; я обычно не рассказываю об этом моим ребятам, чтобы не наносить им удара под дых. На экзамене требовалось перевести навскидку, то есть без помощи словаря, вслух, за несколько секунд, отрывок, выбранный наугад преподавателем. Повторяю: любой отрывок, выловленный из океана греческой литературы. Я исключала возможность выучить наизусть всю греческую литературу, а стало быть, у меня оставался единственный способ решить данную проблему: отбросить зазубренное и призвать на помощь опыт и чутье. Нет, я не могу сегодня сказать, что это было легко, но и не смертельно. Страх, который я испытала, был явно меньше того, какой вызывал всякий перевод в лицее. Потому что на тот момент я почти десять лет изучала греческий, и данный язык уже стал хотя бы немножко моим.
Экзамен я сдала успешно, несмотря на то что не знала всех слов в тексте, который положил передо мной преподаватель. Это был незабываемый отрывок из Лукиана, описывающий путешествие человека на Луну. Просто-напросто случилось то, что обычно происходит, когда говоришь на иностранном языке и из памяти вылетает значение какого-то слова, хотя остальные тебе знакомы. Смысл недостающего вычисляешь интуитивно, как можно ближе подходя к оригиналу.
Стоит только ухватить смысл всей фразы, шаг, приближающий к смыслу каждого слова, считай, уже сделан.
Проблемы начинаются, когда не понимаешь смысл текста. Мало того — когда его даже не читаешь из страха перед чуждым алфавитом или думая об утекающем времени. И вот кидаешься переводить первое слово, за ним все последующие, по порядку, каким бы он ни был, чтобы потом сочетать их на итальянском, как цвета кубика Рубика, и придать (или придумать) отрывку смысл.
Я знаю, что каждый преподаватель советует читать отрывок, прежде чем начинать перевод, и что никто из студентов этого не делает (в лицее и я поступала так же: не хватало мне сейчас врать вам!). Когда я спрашивала моих учеников, а заодно и себя, чем объясняется подобное поведение, ответ почти всегда был один: «Да я всё равно ничего не пойму, мне этот текст ни о чем не говорит, зачем время терять?»
Так вот, приступать к переводу языка, который изучаешь год, два, пять лет в полном убеждении, будто ничего в нем не поймешь, что перед тобой безмолвный текст, — неудачный отправной пункт. По-моему, это неуважение — к самим себе, языку и времени, затраченному на его изучение. Но такое, тем не менее, случается — почти всегда. Никогда я не видала столь растерянных лиц, какие делают ученики после моих вопросов типа: «Что тебе напоминает слово ἀρχή (произносится как „архе́“) или γράφειν (произносится „гра́фейн“) в итальянском?» Неужели не приходят на ум слова «археология» или «графика»? Да, и правда. То есть нет, не приходят на ум. Виной всему барьер алфавита — и, на мой взгляд, робость, которую внушает нам греческий, словно бы погружая во тьму любые созвучия с нашим языком. И мы изначально отказываемся от желания понять язык, уверенные в том, что не поймем.
Лозунг Сократа «Я знаю, что ничего не знаю» обеспечивает алиби и убежище любому ученику. Но я позволю себе не согласиться: вы знаете! Вы умеете читать по-гречески, выучили столько всего, столько правил. Вы учитесь, и язык становится вашим. Неужели запятые, точки, самые распространенные глаголы совсем ничего вам не говорят? Нет, не верю, отказываюсь верить.
Поверьте в себя и в то, что вы знаете, это на самом деле вопрос уважения.
Еще один источник ослепляющей паники — грамматические правила. До того, как прочитать текст, многие ученики замечают какую-нибудь конструкцию и внутренне отдают себе отчет в том, что не помнят ее и никогда как следует не учили, а стало быть, в отчаянии отбрасывают всяческие попытки понять содержание всего отрывка.
Начнем с чистого листа: любой текст — на греческом, латыни, итальянском или французском — не просто сумма грамматических правил, которые надо применять. Не телевикторина, не математическое уравнение, не ребус. Всякий текст существует, поскольку тот, кто написал его, почувствовал необходимость высказаться, поведать о чем-то. И это «что-то» — конечно же, не грамматическое правило, которое вы забыли.
Переводя вместе с ребятами, я часто слышала определения, такие точные, безукоризненные, к примеру: «Это безличный глагол, управляющий — бла-бла-бла — на итальянский переводится описательно, как — бла-бла-бла». Византийский монах, лингвист и член Академии делла Круска разом позеленели бы от зависти. Опять-таки я не говорю, что не надо знать грамматику как свои пять пальцев, а наоборот, радуюсь за своих учеников (и даже завидую им, так как уже не помню ее в совершенстве). Однако не надо считать грамматику целью, а не средством для перевода. Правила грамматики того или иного языка — неотъемлемая основа понимания смысла текстов, на этом языке написанных. Но правила не есть язык. Вы не помните того или иного правила? Ну и ладно, проштудируете их на досуге, сегодня что-то от вас ускользнет, и вы не получите свои десять баллов.
А пока, ради бога, поймите, что говорится в остальной части попавшегося вам греческого отрывка и не терзайтесь виной, не обзывайте себя олухом, невеждой и неудачником!
Повторю еще раз: это вопрос уважения — текст может сказать вам так много всего интересного, докопайтесь до сути, извлеките ее на поверхность и передайте своими словами.
Еще одна немаловажная проблема — знание истории, культуры, политики Древней Греции в четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать лет.
Нам сейчас легко заглянуть в жизнь лицеистов (а еще легче — в собственное лицейское прошлое), дать им какие-то советы, изречь сентенции, побудить к большему усердию, а потом спокойно улечься на диван и читать наши книги, наши газеты, слушать нашу музыку, смысл и язык которых ориентированы на взрослых (вернее, должны быть ориентированы, коль скоро мы, похоже, существуем в эпоху, когда зрелости не дождешься, и в сорок лет мы всё еще дети, а в сорок один — уже старики).
Несмотря на все усилия, прилагаемые для лучшего понимания греческого мира в целом, а не только греческого языка, составителями новых хрестоматий и некоторыми просвещенными преподавателями, школьная программа по истории идет не в ногу с программой перевода с греческого. И коль скоро в лицее надо (надо бы!) изучать всю историю человечества, на изучение Древней Греции всегда отводится месяц, от силы два. То же самое относится к литературе, истории искусства, философии и географии (если ее еще изучают — не помню).
Вследствие этого познания о греческой античности у юнца пятнадцати-шестнадцати лет весьма и весьма ограничены и совершенно недостаточны, чтобы понять и не счесть странными, загадочными те переводы, в которых идет речь о военной тактике, оракулах, религиозных обрядах, мифологии, политике. С другой стороны, про многих взрослых едва ли можно сказать, что они
