Гениальный язык. Девять причин полюбить греческий - Андреа Марколонго
Перевод — переход, шаг за шагом, позволяющий максимально приблизиться к значению чужого языка, который заведомо не станет своим. Путь к языку, особенности которого делают его уникальным, но мы их не чувствуем, потому что лишены таких языковых возможностей. Поэтому люди вынуждены переводить, отправляться в другое место, где говорят по-другому.
Чтобы достичь конца пути, который неизвестно куда нас приведет, необходимо совершенное знание языка — это не подлежит обсуждению, а значит ваш удел — ученье, труд, пот и упорство.
Но важно также в некоторой степени почувствовать, о чем нам говорит язык прошлого, — да, очень отдаленного, но не рассеявшегося, иначе зачем его изучать, если все смыслы старых текстов утрачены?
Необходимы знания, стойкость, вера в себя и в язык. Ведь текст говорит, надо только вслушаться. (Нет, у меня не было ни галлюцинаций, ни мистических видений, когда перед контрольной в классе, неизменно начинавшейся в восемь утра, мне приходилось решать — победить греческий язык или сдаться на его милость. Я тогда поняла, что единственный способ продвинуться вперед — попытаться думать так, как думали древние греки. Это метод, которым я пользуюсь последние пятнадцать лет, и мой первый, самый важный совет тем, кто приступает к переводу или переложению, как его ни назови.)
Эмоции, которые испытывает лицеист, впервые увидев греческий текст, — страх, ужас и паника. Пятьдесят оттенков тревоги. Каждому, кто учился в классическом лицее, это знакомо. А кому не знакомо, тех, вероятно, преследовали в школе другие кошмары: уравнения, чертежи, химическая номенклатура, английский. При всем уважении, страх перед ними — робость, не более. Но не настоящее, осязаемое смятение, что испытывали изучавшие греческий хотя бы раз в жизни перед отрывком текста для перевода; парализующий ужас непонимания. Паника, возникающая от одного взгляда на загадочные графические символы с раздаточных материалов (скверных раздаточных материалов: кто знает, почему тексты школьных заданий всегда выглядели такими размытыми, блеклыми, как будто их отксерокопировали прямо с афинских надписей на камне) и абсолютное непонимание того, что они означают. (Я хорошо помню, как на выпускном экзамене больше часа тупо смотрела на лист, голова кружилась, должно быть, из-за мощного вентилятора, включенного в аудитории, дабы спастись от июльской жары, все мышцы онемели, невозможно было двинуть рукой, даже чтобы открыть словарь. Потом, к счастью, я очухалась, а то не рассказывала бы всё это вам сейчас.)
Короче, греческий язык, умерший тысячу лет назад, до сих пор вызывает безумный страх у того, кто подступает к его изучению. Настолько, что я со временем пришла к выводу, страх — это conditio sine qua non для таких людей.
Мой дорогой друг сорока трех лет имел счастье (или несчастье) сопровождать меня в написании данной книги, и я многим ему обязана. Как-то вечером он, читая мое письмо, всплеснул руками и сказал: «В школе я ни черта в греческом не петрил, и теперь мне становится худо, как только я получаю от тебя главы!» Значит, этот страх никогда не проходит, даже у взрослых. А жаль.
Очень многие ученики признаются в том, что чувствуют себя стесненно, когда перед ними лежит листок для перевода, потому что греческий алфавит не такой, как наш. Более чем справедливо, но алфавит — не язык, а средство связи с языком, всего лишь графическая система для изображения слов на странице. Стоит только научиться расшифровывать его, — и это случается, как правило, в первый месяц обучения в классическом лицее, — и вы им овладеете, он уже станет вашим (могло быть хуже, все-таки греческий алфавит состоит из букв, а не из японских иероглифов и не из слогов микенского «линейного письма Б»!).
Многие мне жалуются на то, что боятся слов, не таких, как в итальянском, непохожих. Не спорю, всё же это другой язык, иностранный. А что, разве в английском слова те же самые? Есть лишь одно средство, позволяющее обуздать данный страх, — время. Опыт. Упражнения. Чем чаще мы будем встречать одно и то же греческое слово, тем вероятнее оно застрянет у нас в мозгу, станет нашим.
И наконец, в школе стартуют гонки со временем, отведенным для перевода, которого становится тем меньше, чем чаще мы обращаемся к словарю. Чем меньше у нас веры в себя и в язык, тем чаще мы хватаемся за словарь, как потерпевшие кораблекрушение посреди океана. Само собой, поначалу наш запас греческих слов ограничен, и словарь играет фундаментальную роль в изучении языка. Само собой, в случае сомнений, неуверенности словарь — наш верный союзник. Но безумное, отчаянное пользование греческим словарем может в итоге оказаться контрпродуктивным или даже опасным. Контрпродуктивным, потому что любой словарь дает весьма ограниченную палитру значений каждого слова (это клетка для смысла — не находите?) Вдобавок если мы не можем ухватить значение слов древнегреческого языка, то нам суждено вечно хвататься за словарь, всё дальше уплывая от понимания языка, подобно утопающему, который отказывается сойти со спасательного плота и перебраться на встречный корабль.
И, что уж тут говорить, словарь может быть даже опасным. Охваченные паникой ученики так мало верят в себя, что проверяют значение буквально каждой словарной единицы (а время, отведенное на перевод и почти всегда отмеряемое унылым беспощадным тиканьем часов, подаренных школе каким-нибудь известным местным банком, неумолимо утекает). Почти никогда им не удается поверить, что значение искомого слова именно то, что первым приведено в словарной статье, самое распространенное, самое простое, и в итоге ученики выбирают последнее, возможно, жаргонное, употребленное лишь однажды поэтом с далекого острова, чье имя полностью стерлось из памяти.
Разумеется, я не советую выбросить или перепродать словарь, сколько бы он ни стоил. (Как много ребят в 2016 году всё еще не могут позволить себе обучение в классическом лицее по экономическим причинам? Я знала многих, слишком многих учеников, чьи семьи с большим трудом покупали хрестоматии, словари, платили за частные уроки; детей, которые оказывались предоставлены сами себе в государственной школе.) Нет, я лишь советую не оставаться у него в заложниках. Не выверять каждую запятую, каждое слово на всякий случай (хотя, надо признать, я тоже поступала так, по крайней мере, вначале). Советую верить в то, что выучили. И главным образом никогда не считать перевод механическим, бинарным процессом: «А» в греческом равно «Б» в итальянском. Если б всё было так плоско и очевидно, мы бы смогли, имея хороший словарь под рукой, переводить с любого языка! Нам хорошо известно, что это не так, еще со времен Вавилона; ни в коем случае нельзя считать перевод сочетанием выстроенных в линейку слов, выданных нам Google Переводчиком.
Итак, чтобы перевести текст и как можно ближе подойти к его значению, нам порой потребуется больше слов, а порой меньше при переходе от греческого к итальянскому. Необходимо постоянно чувствовать то, что говорит нам текст, дабы потом высказать это на нашем языке.
«Вы знаете все греческие слова?» — часто спрашивают меня в ужасе ученики; а я в то же время ужасаюсь оттого, что единственно из-за моего знания греческого они обращаются ко мне на «вы», как к старухе (такое случалось, даже когда мне было двадцать). Нет, конечно, нет. Я не
