Гениальный язык. Девять причин полюбить греческий - Андреа Марколонго
В индоевропейском языке было целых восемь падежей, то есть восемь различных форм одного слова для выражения различных функций: именительный, звательный, винительный, родительный, дательный, местный, инструментальный, аблатив. Бо́льшая часть их имела логическое значение: именительный указывал на подлежащее во фразе, родительный — на уточняющее дополнение [18], дательный — на косвенное дополнение и т. д. А у трех падежей смысл был чисто конкретный: местный указывал на местопребывание, аблатив — на место происхождения, инструментальный — на орудие, с помощью которого что-либо делается.
Все индоевропейские языки на протяжении своей истории сократили число падежей. Однако ни один язык не ограничил и не синтезировал их так, как греческий; более поздние языки, например, славянские, а также древний и современный армянский, постарались их сохранить. Даже в латинском всё еще насчитывается шесть падежей.
Феномен, в силу которого падеж исчезает, а его функции передаются какому-то другому, называется синкретизмом. В греческом языке аблатив соединился с родительным, тогда как местный и инструментальный влились в дательный. Словом, ни один народ не был так привержен синтезу в определении синтаксической функции слов, как греки: в древнегреческом было только пять падежей. Вот они:
– Именительный, ὀνομαστικὴ πτῶσις, служит для называния. Само греческое название указывает на то, что именительный — падеж «именования», обозначения. Он служит для идентификации абстрактных понятий или конкретных предметов, лиц, слов: ἠ μοῖρα означает «судьба», ὀ καρπός — «плод». Наиболее важная его функция — быть подлежащим во фразе, то есть элементом, который совершает или испытывает на себе действие, выраженное глаголом.
– Родительный, γενικὴ πτῶσις, служит для разграничения, уточнения, благодаря которому проводятся грани или границы смысла. Следовательно, это падеж обладания, ограничения, разделения. На итальянский он чаще всего переводится уточняющим дополнением: τὸ θέατρον τῆς κώμης, «il teatro del villaggio» («театр деревни»).
В греческом языке у родительного падежа есть также разделительное значение, зачастую выражающее идею части чего-то более обширного и весомого, либо более ограниченной сферы, чем та, что упомянута, отделяя и отбирая: πολλοὶ τῶν ἡγεμόνων, «многие из военачальников».
Данный падеж также может выражать принадлежность (ἠ ἀγορὰ τῶν Ἀθηναίων, «агора афинян»); касательство (ἐστι τοῦ πολίτου, «обязанность гражданина»); качество или материю (ἠ κόμη χρυσοῦ, «волосы из золота»).
Кроме того, родительный падеж означает оценку, ценность, цену (ἡ ἀξία τῆς μιᾶϛ δραχμῆς, «цена в одну драхму»); размеры (ἡ ὁδὸς τεττάρων σταδίων, «дорога длиной в четыре стадия») и происхождение (ὁ ἄνθρωπος τῆς γηνῆς, «уроженец племени»).
Ко всем перечисленным функциям собственно родительного падежа добавляются унаследованные от индоевропейского аблатива — понятие происхождения в целом. И тогда родительный падеж греческого языка обозначает также движение из какого-либо места, действующее лицо и аргумент, выраженные дополнением с определенными предлогами.
– Дательный, δοτικὴ πτῶσις, указывает, к чему движутся объекты.
А именно, он обозначает адресата действия, выраженного глаголом, то, к чему мы направляемся или с чем сталкиваемся. Оригинальное значение данного падежа, откуда он берет свое название, связано с понятием отдачи, — в более широком смысле — такой падеж распространяется на кого-то или что-то, в отношении которых совершается действие. В итальянском этот смысл передает косвенное дополнение: τῇ στρατιᾷ, «all’esercito» («войску»).
К синтаксическим значениям, свойственным дательному падежу, добавляются значения местного и инструментального падежей, взятых из индоевропейского языка, двух совершенно конкретных падежей.
Таким образом, дательный падеж выражает с помощью предлогов также нахождение на месте (τῇ νήσῳ, «на острове»), определенное время (τῇ ἡμέρᾳ, «днем»), а также орудие, образ действия, компанию и причину.
И наконец, греческий предусматривает совершенно особую конструкцию с употреблением данного падежа, конструкцию, называемую «дательный обладания»; здесь появляется глагол «быть», тогда как лицо, которое обладает, выражается дательным падежом (в итальянской традиции оно становится подлежащим). Такая форма присутствует также в латинском и называется «sum pro habeo», буквально «я есть» (у кого-то) вместо «я имею».
Греческое εἰσιν μοι δύο παῖδες, «у меня двое детей», в дательном падеже равно итальянскому «я имею двоих детей».
– Винительный, αἰτιατικὴ πτῶσις — падеж, который обозначает движение объектов к цели.
Аналогично именительному, выражающему подлежащее, винительный выполняет как раз функцию прямого дополнения, добавляя новые детали к смыслу фразы и отвечая на вопросы «кого?», «что?»: τὴν ναῦν, «корабль».
В греческом его исконным значением было движение вперед, к месту, к цели, ко времени, к человеку.
Таким образом, винительный падеж выражает понятия движения к месту (τὰς Δελφιάς, «в Дельфы»), длящегося времени (τὴν νύκτα, «в течение ночи»), продвижения по месту (τὴν ἀτραπόν, «по тропе»).
– Звательный, κλητικὴ πτῶσις, падеж, привлекающий внимание объектов, зовя их. Зачастую предваряемый восклицанием ὦ, «о!», звательный падеж призывает голосом и словом лицо или иную сущность в просьбе, молитве, вопросе, ответе, приказе, утверждении, или просто с любовью окликает кого-то, как, скажем, ребенок зовет ὦ μῆτερ, «мама!»
Порядок, в котором язык предполагает четкое синтаксическое расположение слов внутри фразы, называется взятым из латыни выражением «ordo verborum» — «порядок слов».
Система древнегреческих падежей, способных с точностью указывать функцию слов, являет собой потрясающее зрелище (formidolosum{5} aspectu): порядок слов во фразе не имеет четкого логического значения, как в итальянском, а только экспрессивное, то есть сугубо личностное. В древнегреческом порядок слов свободный, абсолютный, избавленный от всяких синтаксических обязательств. Само собой, вспомогательные слова почти всегда ставятся после главного, а слова, связанные значением, почти всегда находятся рядом. Но некоторые слова, связанные по смыслу, порой далеки друг от друга, разделены желанием писателя создать особый экспрессивный эффект.
В общем, древнегреческий язык располагает более или менее повторяющимися, предсказуемыми способами группировки слов в разных падежах внутри фразы. Но он никогда не навязывает своим носителям единственной, обязательной возможности выстраивать слова, преграждая путь всем остальным возможностям.
Более того — никогда строго определенный порядок не служит для выражения синтаксической функции: каждое греческое слово, которое мы читаем сегодня в текстах, стоит именно там и нигде больше… по авторскому выбору средств самовыражения. Данный выбор чисто индивидуален и неповторим. Так происходит именно в силу уникального способа использования древними греками своей системы падежей. В силу упорядоченной анархии слов. Свободы несравненного самовыражения, не имеющего ни чисто синтаксических, ни логических функций. Ни в каком из прочих флективных языков (ни в латыни, ни в санскрите) порядок слов не является настолько свободным, настолько личным делом, как в древнегреческом. Греческая литература благодаря этой исключительной свободе приобрела такую гибкость и драматичность, такое ощущение жизни, такую искренность, которые притягивают нас (а иногда и мучают), когда мы читаем великих писателей античности. Вспомним лапидарные диалоги Платона, напряжение хора в любой трагедии Софокла, муки любви в стихах Сафо.
В общем, древнегреческий язык при всем обилии падежей и тьме аномалий сохранил глубинный смысл индоевропейского: окончание слов поражает своим богатством и несет смысл, позволяющий каждому слову быть самостоятельным, в каком бы месте фразы оно ни находилось. Свобода греческого абсолютна, и потому каждое слово, поставленное рядом с другим, обладает экспрессивной, стилистической, красноречивой ценностью. Ведь даже порядок, в котором расположены слова в соответствующих падежах, говорит с нами, хочет рассказать нам нечто, именно нам, людям, которые вынуждены по-итальянски писать, говорить, а стало быть, и думать, соблюдая точный, жесткий, но необходимый для