Гениальный язык. Девять причин полюбить греческий - Андреа Марколонго

кому выпало редкое счастье любить по-настоящему, всегда сумеют распознать, насколько формула «мы оба» интенсивнее, насыщеннее, нежели просто «мы», но они больше не смогут этого выразить. Чтобы сказать именно так, необходимо двой­ственное число древнегреческого языка.

Падежи, или Упорядоченная анархия слов

 Сданные в утиль табу

и непрерывность прорыва границ между ними,

влажно-­ненастны миры

в охоте за смыслами,

в бегстве от смыслов [15].

Пауль Целан. «Волокна солнц»

Слово «флексия» («окончание») — происходит от латинского «flectere» («гнуть», «отклонять»). Иными словами, «менять направление». Таков механизм слов в древнегреческом, это флективный язык. Свободные слова, которые с помощью окончаний постоянно меняют значения, постоянно развивают свой смысл от одного к другому падежу склонения.

В падежах греческих слов нет ничего случайного [16]: это четкая синтаксическая категория языка. Падежи — различ­ные формы одного и того же существительного, которые оно принимает для выражения различных функций внутри фразы. Вот почему древнегреческий является флективным; синтаксическая роль слов в нем зависит от изменения, склонения их последней части — окончаний.

В Эзоповой басне пловцы радуются спасению от бури, не думая о том, что море может уготовить им новые ненастья. Слово «буря», ὁ χειμών, появляется в тексте в разных формах, то есть падежах, дабы выразить различные функции: как прямое дополнение — τὸν χειμῶνα; в родительном падеже — τοῦ χειμῶνος, в особой конструкции, называемой «независимым генитивом». Вот текст басни:

Ἐμβάντες τινὲς εἰς σκάφος ἔπλεον. Γενομένων δὲ αὐτῶν πελαγίων, συνέβη χειμῶνα ἐξαίσιον γενέσθαι καὶ τὴν ναῦν μικροῦ καταδύεσθαι. Τῶν δὲ πλεόντων ἕτερος περιῤῥηξάμενος τοὺς πατρῴους θεοὺς ἐπεκαλεῖτο μετ᾿ οἰμωγῆς καὶ στεναγμοῦ χαριστήρια ἀποδώσειν ἐπαγγελλόμενος, ἐὰν περισωθῶσι. Παυσαμένου δὲ τοῦ χειμῶνος καὶ πάλιν καινῆς γαληνῆς γενομένης, εἰς εὐωχίαν τραπέντες ὠρχοῦντό τε καὶ ἐσκίρτων, ἅτε δὴ ἐξ ἀπροσδοκήτου διαπεφευγότες κινδύνου. Καὶ στεῤῥὸς ὁ κυβερνήτης ὑπάρχων ἔφη πρὸς αὐτούς· Ἀλλ᾿, ὦ φίλοι, οὕτως ἡμᾶς γεγηθέναι δεῖ ὡς πάλιν, ἐὰν τύχῃ, χειμῶνος γενησομένου. Ὁ λόγος διδάσκει μὴ σφόδρα ταῖς εὐτυχίαις ἐπαίρεσθαι τῆς τύχης τὸ εὐμετάβλητον ἐννοουμένους.

Взошли люди на корабль и пустились в плавание. Когда они были уже далеко в море, поднялась страшная буря, и корабль чуть не потонул. А один из пловцов стал рвать на себе одежду и с плачем и стоном взывать к отеческим богам, обещая им благодарственные жертвы, если корабль уцелеет.

Утихла буря, море снова успокоилось, и пловцы, неожиданно избежав опасности, принялись пировать, плясать и прыгать. Но суровый кормчий властно им сказал: «Нет, друзья, и в радости должны мы помнить, что снова может разразиться буря!»

Басня учит не радоваться чрезмерно своим удачам, памятуя, как переменчива судьба [17].

Итальянский, ставший таковым из латинского, тоже флективного языка, утратил изначальное склонение слов; оно сохранилось лишь в отдельных случаях и используется, например, для различения синтаксических функций личных местоимений: «io» — «я» или «tu» — «ты» выполняют роль подлежащего, «me» — «меня» или «te» — «тебя» — прямого дополнения, «mi» — «мне» или «ti» — «тебе» — косвенного дополнения. А для придания смысла словам внутри фразы наш язык почти всегда использует предлоги.

Вот почему падежная система древнегреческого языка и его синтаксис, который заключает всё, что нужно высказать, в меняющийся конец слова, нам может показаться сложной, двусмысленной, ведь перед лицом греческого существительного мы всегда погружаемся в размышления о том, что же на самом деле выражает данное слово своим микроскопическим последним слогом.

Все языки мира

С тех пор как, согласно Ветхому Завету, потомки Ноя решили бросить вызов Небу, построив Вавилонскую башню, за что и были наказаны, в мире насчитывается примерно 4500 разных языков, и данное число возрастет до 20 000, если учесть особые и вымершие языки; короче, в Вавилонии и впрямь разрази­лась великая катастрофа.

С типологической точки зрения существуют языки флективные, то есть те, в которых смысл слов зависит от изменения окончаний: греческий, немецкий, латынь с ее «lupus», «luporum» («волк», «волков»).

А есть языки агглютинативные, в которых корень слова обозначает основной смысл, а целый ряд частиц модифицируют его: это, например, венгерский и турецкий. Так, слово из языка ацтеков «nokalimes», «мои дома» образовано из «no» («мой») + «kali» (дом) + «mes» («множественное число»).

Противоположностью синтети­ческих языков выступают изолирующие языки, в которых каждое слово является неизменяемым и несет автономное значение: оно зависит исключительно от расположения слова во фразе. Например, в китайском можно найти: «wǒ ài tā, dànshi tā bù ài wǒ», или: «я любить она, а она не любить я», говоря иначе: «я ее люблю, а она не отвечает мне взаимностью».

И, наконец, существуют инкорпорирующие языки, в которых вся фраза состоит из одного длиннющего слова, как, например, в эскимосском: «angyaghllangyugtuq» — «он хочет купить большую лодку»; как знать, скольких недопониманий им удается избежать таким образом.

 Однако падежная система для греков являлась прежде всего выбором в пользу простоты и ясности. В финальном слоге они видели функцию и весь смысл слова в речи.

Может быть, не столь уж сложно и двусмысленно наше употребление одной и той же частицы для придания словам различных синтаксических значений? Рассмотрим, например, предлог «da» (вместе с другими его выучивают в детстве по неизменному рефрену «di-a-da-in-con-su-per-tra-fra»), который употребляется с одним и тем же глаголом, но в разных фразах:

|

– arrivo da Livorno (я из Ливорно),

– arrivo da Carlo (еду к Карло),

– arrivo da amica (еду с дружескими намерениями),

– arrivo da una settimana (faticosa) (еду целую [изнури­ - тельную] неделю),

– arrivo da sola (прибываю одна).

|

В данных фразах дополнение, сформированное словами с предлогом «da», может означать, что я родом из ­какого-то места (Ливорно); или то, что я собираюсь побыть в ­чьей-то компании (моей собаки Карло); или то, что я имею благие намерения, прихожу с миром, как друг; и то, что я пережила трудные дни; и, наконец, то, что я одна, без эскорта.

Если система падежей в древнегреческом сложна, а значение слов — материя тонкая, то разве наш способ общения не столь же сложен и не ведет порой к недопониманию? В итоге всё зависит от языкового чутья тех, кто пользуется своим языком для описания своего мира.

Греческий — язык синтетический: значение его слов (почти) всегда сосредоточено в их конечной части, и падеж, в котором они предстают, вполне ясен синтетическим грекам.

Итальянский же язык преимущественно аналитический: значение его слов зависит от предлогов, наречий и вспомогательных глаголов; он вполне ясен нам, аналитикам по природе и профессии (надеюсь, что это так).

Окончания слов и система падежей в греческом происходят от индоевропейского, языка не только флективного и синтетического, но и агглютинативного по своей природе. От латинского «ad» и «gluten», «клей», то есть «приклеивать», «присоединять», «связывать». Или же «прикреплять одно к другому».

Индоевропейский был сложным синтетическим языком, обладающим полнотою слов, насыщенностью смысла. Падежи исполняли не только синтаксическую функцию, но и само словообразование происходило путем связывания префиксов, суффиксов и других слов. Данную характеристику древнегреческий сохраняет в употреблении перед