Восприятие мира у детей - Жан Пиаже
А вот и другой тип объяснения лунных фаз на третьей стадии, более позитивный. Фазы луны получаются либо из-за ее вращения, которое создает иллюзию отсечения частей, либо ее заслоняет облако. Луна больше не делится на части.
Люг (12;3): «Луна, она какая? – Круглая. – Всегда? – Нет. – Какая еще бывает? – Разрезанная посередине. Вечером круглая, а днем разрезанная. – Почему? – Потому что так получается день. – А где вторая половина? – Она ушла. – Куда? – В другую страну, там от этого наступила ночь. – Как это происходит? – Нужно, чтобы она отправилась в другую страну. – Как это происходит? – Одна половина уходит в другую страну. – Как это происходит? – Она туда уходит, когда здесь наступает день. – Она отрезает от себя кусок? – Нет. – Что же происходит? – Она освещает другие страны, когда [там] ночь, а здесь день. – Она всегда целая? – Да. – Никогда не половина? – Да, днем, потому что она повернулась [!]. – Почему днем мы не видим ее круглой? – Потому что мы видим ее анфас [Люг хочет сказать „в профиль“]. – Что это значит? – Ночью она светит; днем поворачивается и освещает другую страну». «Луна круглая, как шар? – Нет, как пирог». Мы видим, что Люг, поколебавшись, отказался от мысли, что луна делится на части, и пришел к замечательному выводу – и, похоже, очень спонтанному, – что луна имеет форму пирога, и ее вид зависит от ориентации.
Шим (8;8): «Что иногда приключается с луной? – Она круглая, потом приходит [становится] полумесяцем. – Как это? – Когда она приходит полной, делается холод. – Где другая половина? – Мы ее не видим. Она закрыта облаками, но она никуда не девается. – А когда нет облаков? – Но все же они есть. – Как луна становится полной? – Облака уходят. – Они знают, когда им пора уйти? – Другая часть [луны] светит, потом она протыкает облака».
Карп (8;7): «Ее заслоняют облака. – А другая половина? – За облаками. – Она разрезана? – Нет, за облаками».
Мы не знаем, являются ли спонтанными эти последние случаи (а таких мы встретили много). Кажется, они говорят об определенной спонтанности. Что касается Люга, его ответы надо сравнить с примерами, которые мы видели в гл. VII, § 2: луна следует за нами, но не движется, она поворачивается, и за нами следуют ее лучи и т. д. (случаи Сарта, Люга и Брюла).
В заключение мы можем допустить, что объяснения фаз луны подтверждают схему, которую мы приняли для объяснений происхождения светил. Тотальный артификализм, порожденный первичными партиципациями, уступает место ослабленному артификализму, а тот в свою очередь замещается естественными объяснениями, сначала динамистическими и финалистскими (имманентный артификализм), а затем все более механическими.
Глава IX. Метеорология и происхождение природных вод
(пер. Елены Березиной)
Разумеется, ребенок, как и первобытный человек, не различает астрономию и метеорологию. Светила в восприятии того и другого существуют на равных с облаками, молниями и ветром. Так что продолжим исследование: изучим объяснения происхождения других природных явлений и дополним его анализом объяснений происхождения природных вод.
Множество спонтанных детских вопросов показывает, что задачи, которые мы ставим перед школьниками теперь, не чужды их собственным интересам (так было и в случае небесных светил). Вот тому доказательства:
Вот наша подборка из вопросов, записанных Стенли Холлом[56]. В 5 лет: «Почему дождь падает? Откуда он приходит?» В 6 лет: «Что такое туман? Как он делается?» В 7 лет: «Откуда приходит снег?», «Отчего гремит гром и сверкают молнии?», «Что такое гром? Для чего он?», «Кто делает гром?» и т. д. В 8 лет: «Как получается снег?» В 11 лет, о речке: «Не понимаю, почему вода так поднялась. Ведь большого дождя не было».
В материалах г-на Клингебиля (готовятся к изданию) нам попались вопросы ребенка (3; 7): «Мама, а это Господь Бог открывает на небе кран, чтобы вода капала через дырки в – досках, которые закрывают небо?» А вот еще (3;8): «Скажи, мама, это Господь Бог сделал море X и море Z? Тогда, наверно, у него была большая лейка?»
Из вопросов Дэла (L. P., гл. V) в 6 ½ лет: «Почему [это озеро не доходит до Берна]?», «Почему от этого в нашем саду не получился родник?» (с. 226), «Как их делают [родники]?», «Чтобы сделать родник, тоже нужна лопата?», «Но как же в небе делается дождь? Там есть трубы, и по ним текут потоки?» (с. 264). «Почему [молния делается сама]? Это правда [что она делается сама]? Но в небе же нечем разжечь огонь?», «Почему молнию лучше видно ночью?» (с. 228), «Кто подгоняет Рону, что она течет так быстро?» (с. 264), и т. д.
Впрочем, у описанного Джеймсом глухонемого д'Эстреллы, уже упоминавшегося в гл. VII (§ 10) и в гл. VIII (введ.), мы находим много интересных воспоминаний:
Когда было облачно, он [= сам д'Эстрелла] думал, что облака появляются из большой трубки, которую курит Бог [д'Эстрелла называет Бога «большим и сильным человеком, который прячется… за холмами» и каждое утро забрасывает солнце в небо; см. гл. VIII, введ.]. Почему? Потому что он часто с детским восхищением замечал, как клубится дым курительных трубок и сигар. При виде фантастических форм облаков он испытывал невольное уважение: ну и мощные же легкие у Господа Бога! Если холодным утром спускался туман, ребенок думал, что это дыхание Бога. Почему? Потому что в такую погоду он часто видел собственное дыхание. Когда шел дождь, он был уверен, что Бог набирает в свой огромный рот много воды, а потом разбрызгивает ее ливнем. Почему? Он не раз видел, как ловко китайцы [в Сан-Франциско] спрыскивают таким способом белье, гладя его утюгом.
Отождествление облаков с дымом, а тумана и дождя – с дыханием и слюной может показаться странным. Однако мы увидим много тому примеров.
Эта подборка вопросов и воспоминаний уже позволяет предположить, что в отношении метеорологии и природных вод мы встретим те же объяснения, что и в отношении светил. В вопросах самых младших детей и в воспоминаниях глухонемого отчетливо виден артификализм. Сама постановка вопросов – «кто сделал» или «для чего» – уже предвосхищает ответ. Но чем дети старше, тем яснее их вопросы говорят о том, что ребенок ищет
