Остроумие и его отношение к бессознательному - Зигмунд Фрейд
Существенными для второй категории являются условия, часть которых можно объединить под рубрикой «обособленных» комических случаев. Пристальное рассмотрение проясняет следующие соотношения.
А. Наиболее благоприятным условием для возникновения комического удовольствия является веселое настроение, в котором человек расположен смеяться. При веселом настроении, вызванном спиртным, почти все кажется смешным – в сравнении с затратами энергии в нормальном состоянии. Остроумие, комизм и прочие способы извлечения удовольствия из душевной деятельности суть не что иное, как пути, которыми можно из некой исходной точки прийти в веселое настроение, впасть в эйфорию, если та не задана как общая установка психики.
Б. Столь же благоприятны ожидания комического, установка на комическое удовольствие. Если человек рассказывает что-нибудь, желая рассмешить, для этого достаточно и той незначительной разницы в затратах энергии, какая, думаю, осталась бы незамеченной, не ожидай мы повода посмеяться. Если кто-то читает комическое произведение или идет в театр смотреть комедию, уже в силу предвзятости он смеется над тем, что вряд ли показалось бы ему смешным в обыденной жизни. В конце концов он смеется при воспоминании о том, что смеялся; смеется при ожидании смеха; смеется, едва завидит комического артиста, даже прежде, чем тот хотя бы предпримет попытку насмешить. Потому порой даже стыдятся впоследствии своего смеха в театре.
В. Неблагоприятные для комизма условия могут быть результатом той душевной деятельности, которой поглощен индивидуум в настоящее время. Работа воображения или мышления, направленная на важные цели, мешает разрядке энергии, ибо в этой энергии такая работа сильно нуждается. Посему лишь неожиданно большое различие в затратах энергии может доставить удовольствие от комического. Особенно неблагоприятны для комизма все виды мыслительной деятельности, которые настолько далеки от наглядности, что не вызывают мимики представлений. При абстрактном размышлении для комизма вообще нет места, разве только в случаях, если этот способ мышления внезапно нарушается.
Г. Удобный случай для высвобождения комического удовольствия исчезает и тогда, когда внимание направлено на то именно сравнение, из которого может проистекать комизм. При таких условиях все, что прежде безусловно оказывало комическое действие, теряет свою силу. Душевное движение или проявление не может быть комичным для того, чье внимание направлено на сравнение этого душевного движения или проявления с образцом, который он себе ясно воображает. Так, экзаменатор не находит комичной бессмыслицу из уст невежественного ученика, она его раздражает. Зато другие ученики, которых гораздо больше интересует, какая участь постигнет их собрата, чем глубина его познаний, смеются от всего сердца над услышанной бессмыслицей. Наставнику гимнастики или танцев редко кажутся комичными движения его учеников, а от проповедника ускользает комизм отрицательных черт характера, которые столь старательно выискивает автор комедий. Комический процесс не выносит чрезмерной сосредоточенности внимания на себе. Он должен протекать незаметно и подобен в этом отношении остроумию. Но если отнести его к необходимо бессознательным, это противоречило бы номенклатуре «процессов сознания», которой я, имея на то все основания, пользовался в своем «Толковании сновидений». Комический процесс принадлежит, скорее, предсознательному и ускользает от внимания, с которым связано сознание; поэтому его можно назвать «автоматическим». Процесс сравнения затрат, если он доставляет комическое удовольствие, фактически должен оставаться автоматическим.
Д. Если случай, из которого должен возникнуть комизм, является в то же время поводом к высвобождению сильного аффекта, то это оказывается существенным препятствием для комизма. Разрядка энергии в этом случае, как правило, невозможна. Аффекты, предрасположенности и установки индивидуума позволяют в каждом отдельном случае понять, что комизм возникает или исчезает только в зависимости от точки зрения отдельного человека, а абсолют комического проявляется лишь при исключительных обстоятельствах. Поэтому зависимость или относительность комического гораздо больше относительности остроумия, ведь шутки никогда ничем не обуславливаются, а всегда создаются. При создании шуток заранее принимаются во внимание условия, в которых протекает процесс. Развитие же аффекта – самое сильное из условий, служащих препятствием для комизма, и его значение нельзя отрицать, с какой бы стороны ни подходить к этому вопросу[164]. По этой причине говорят, что комическое чувство возникает легче всего в «безразличных» случаях, в которых нет ни сильного чувства, ни заинтересованности. Но именно в случаях, связанных с освобождением аффекта, очень большая разница в затратах порождает автоматизм разрядки. Когда полковник Бутлер с «горьким смехом» откликается на предупреждения Октавио возгласом: «Ах, милости австрийцев!»[165], то его раздражение не мешает смеху, который самому полковнику напоминает об испытанном разочаровании. С другой стороны, нельзя более убедительно изобразить силу этого разочарования, не указывая на ее способность вызвать горький смех посреди бури аффектов. Полагаю, что это объяснение приложимо ко всем случаям, когда смех вызывают и полные удовольствия ситуации, и насыщенные, мучительные или напряженные аффекты.
Е. Если прибавить сюда, что комическому удовольствию может способствовать всякая иная благоприятная случайность – например, заразительность, как и при предварительном удовольствии у тенденциозных острот, – то этим мы исчерпаем рассмотрение условий комического удовольствия (не полностью, но для нашей цели в достаточной мере). Мы видим, что эти условия, равно как непостоянство и зависимость следствий комического, нельзя объяснить удовлетворительно, если не предположить, что комическое удовольствие есть производное разрядки от того различия в затратах энергии, которое при самых разнообразных соотношениях может быть употреблено для иных целей.
Более подробного рассмотрения заслуживает также комизм сексуальности и скабрезности, которого мы коснемся здесь поверхностно. Исходным пунктом и тут, как и в случае скабрезных шуток, будет обнажение. Случайное обнажение воздействует комически, когда мы сравниваем легкость, с какой обрели возможность наслаждаться этим зрелищем, с той большой затратой энергии, которая потребовалась бы в иных обстоятельствах. Эта ситуация близка к ситуации наивно-комического, но она все же проще. Всякое обнажение, очевидцами которого (или слушателями – при сальности) мы становимся благодаря третьему лицу, равнозначно искусственному комизму, которому подвергается обнаженный человек. Мы говорили, что задача шутки состоит в том, чтобы заменить собою сальность и вновь скрыть источник комического удовольствия, ставший недоступным. Наоборот, подсматривание (подслушивание) при обнажении не является комическим для подсматривающего (подслушивающего), так как его собственное напряжение упраздняет при этом условие комического удовольствия. В этом случае налицо сугубо сексуальное удовольствие от увиденного. Когда подсматривающий рассказывает о своем опыте другому, то человек, за которым подсматривали (подслушивали), вновь становится смешным, так как преобладает точка зрения, по которой обнаженный человек не произвел затрат энергии, необходимых для сокрытия наготы. Впрочем, область сексуальности и скабрезности дает чрезвычайно много удобных поводов к комическому удовольствию наряду с удовольствием от сексуального возбуждения. Например, можно показать зависимость
