Екатерина Мурашова - Любить или воспитывать?
– Я не слыхала, чтобы отменяли, – откликнулась я и, немного подумав, уточнила: – А что ты, собственно, подразумеваешь под настоящей любовью? Кажется, тут возможны разночтения.
– Настоящая – это на всю жизнь, – ответила Варя. – Понимаете? Я не кисейная барышня и вполне современная. Мне в интернете говорят: важна техника секса, вот там-то и там-то можно ознакомиться. По телевизору показывают всяких артисток и певцов: у того-то новая подруга, а вот та-то вышла в свет с новым бойфрендом. Мои приятельницы и подруги очень любят все это обсуждать и примерять на себя. Смотрите, я никого не осуждаю. Пусть все живут как им удобно. Изучают технику секса раньше, чем полюбят кого-то, меняют друзей, любовников сколько им заблагорассудится. Наверняка в этом что-то есть, если столько людей так делают и убеждают друг друга в инете и в телевизоре, что это правильно. Но если я хочу прожить иначе?
– Как же?
– Я хочу прожить жизнь с одним любимым человеком, ни с кем его не сравнивая. Я хочу потерять девственность после свадьбы. Я хочу всю жизнь заниматься одним делом. А не менять его каждые три – пять лет, как нам тут недавно в гимназии рассказывали, – якобы это, по нынешним теориям, самое правильное.
– А ты уже выбрала, что это будет за дело? – поинтересовалась я.
– Да, – кивнула Варя. – Я учусь в классической гимназии и буду поступать на филологический факультет. Меня интересует происхождение разных языков, их взаимосвязи – мне кажется, там еще много загадок.
– Безусловно, – согласилась я.
– Я люблю читать классическую литературу. Русскую и английскую. Мне интересно сравнивать. Я бы еще немецкий выучила…
Я представила себе Варю с ее продуманной позицией на молодежном форуме и, в общем-то, достаточно легко вообразила реакцию аудитории.
– Разных жизненных платформ много, ты сама только что об этом говорила. Что же тебя тревожит? – спросила я. – То, что ты, быть может, чего-нибудь важного не учла? Или что неприятие социумом твоих позиций помешает тебе их реализовать?
Варя надолго задумалась.
– Ни то и ни другое, – наконец сказала она. – Кажется, мне нужно, чтобы хоть кто-то – не из книжки, а из жизни – согласился с тем, что это возможно.
– Школьные подруги?
– Говорят, что я дура и многое упускаю.
– Родители?
– С папой я на эти темы не общаюсь, а мама говорит, что в юности она сама тоже была идеалисткой, а потом жизнь все расставила по своим местам.
– Когда я была в твоем возрасте, я хотела стать ученым, – сказала я. – Я неплохо знала, как они живут и что делают, но только из книг – Даррелл, Поль де Крюи, Даниил Гранин, «Открытая книга» Каверина, братья Стругацкие… Жизнь моя проходила в таком кругу, что ни одного живого ученого я не видела. Все окружающие говорили мне, что мои намерения – это какой-то романтический бред. Нормальные люди становятся инженерами, врачами, учителями… Иногда я думала: а что, если те ученые, о которых я читала в книгах, попросту не существуют в природе?
– И что же? – Варя подалась вперед.
– Когда я наконец поступила в университет (это произошло далеко не сразу), я почти удивилась. Представь: они, ученые, оказались совсем как настоящие! От потрясения я на некоторое время даже замолчала – мне казалось, что если я в их присутствии открою рот, обязательно скажу какую-нибудь глупость…
– Я тоже боюсь! – воскликнула Варя. – И думаю как вы: а вдруг в природе нету? Но я не хочу, как «все нормальные люди»…
– Характеристики «нормальных людей» меняются, ты же понимаешь. Когда-то абсолютной нормой было именно то, чего хочется тебе теперь.
– Я знаю!
– И всегда были те, кто обеспечивал края кривой нормального распределения…
Я быстро набросала рисунок – Варя кивала, понимая вполне.
Она поблагодарила и ушла, явно довольная нашей встречей.
Мне тоже был интересен состоявшийся разговор.
Впоследствии я не раз пересказывала его подросткам – мальчикам и девочкам. Большинство из них удивлялись. Один, по имени Антон, вернулся из коридора без мамы, которая его ко мне притащила, и попросил, глядя в пол:
– Вы не могли бы дать мне телефон той девушки?
Я крайне редко нарушаю приватность своих клиентов. Но тут почему-то решила на это пойти.
– Телефон не дам, – сказала я. – Скажу имя и фамилию. Ищи через инет, знакомься и все такое.
– Я думал, что таких уже не бывает, – сказал он.
Спустя некоторое время я нашла лаконичную записку, вложенную в мой журнал для самозаписи: «Спасибо вам. Варя и Антон».
Дурная компания
– Я не понимаю. Категорически не могу его понять. Это в первую голову, – женщина сплетала и расплетала тонкие пальцы с двумя большими (но не чрезмерно) кольцами.
Мужчина кивал красиво седеющей головой. Подросток лет пятнадцати смотрел в окно. За окном лирически ронял пожелтевшие листья молодой клен.
– Вы никак не можете понять своего сына. Это кажется вам самым важным, – вспоминая анекдоты про основателя гуманистической психотерапии Карла Роджерса, отзеркалила я.
– Говорят и пишут, что это от низкого интеллекта, от отсутствия интересов, от недостатка внимания в семье. Но это же не так!
– Вам кажется, что происходящее не может объясняться тем, что вашему сыну оказывалось недостаточно внимания в семье, или уровнем его интеллекта, или… – соскучившись от собственного занудства, я простилась с Роджерсом и поинтересовалась: – А «это» – что такое-то?
– Уже второй год он водится черт знает с кем и делает черт знает что! – отчеканил мужчина.
«О мудрый Роджерс!» – мысленно воскликнула я и сказала вслух:
– Уже второй год вы не знаете, с кем общается и что делает ваш сын.
Подросток оторвался от созерцания клена и взглянул на меня с интересом.
– В четыре года он уже умел читать! – вспоминала между тем мать. – В шесть играл «К Элизе» Бетховена. В семь трижды перечитал всего Толкиена, «Хроники Нарнии» и этого, «Гарри Поттера»! Мы вместе посещали музеи, театры, ходили в детскую художественную студию при Эрмитаже… Только не подумайте, что он все это делал из-под палки, что мы его заставляли из своих амбиций… Нет! Ему самому все это нравилось, он везде ходил с удовольствием и сам меня спрашивал: мама, когда мы пойдем в театр? А когда будем делать костюм для студийного спектакля? И вы знаете, что странно: у него всегда были хорошие отношения с детьми, но, в общем-то, ему как будто были не нужны сверстники. Он всегда предпочитал общаться со старшими. Мы думали, это потому, что он опережает свой возраст по уровню развития…
– Но все это минуло, – вздохнула я. – И теперь…
– Теперь он абсолютно нас не слышит, хамит, бросил музыку, прогуливает школу, шляется допоздна и неизвестно где с какими-то ребятами, с которыми познакомился в интернете. В гимназии все просто в ужасе – с первого класса он считался звездой, а сейчас совершенно перестал учиться…
– Вас не затруднит подождать в моем предбаннике? – спрашиваю я у родителей. – Я хотела бы поговорить со Стасом.
– Конечно! Мы именно этого и хотели! – с облегчением восклицает отец. – Нас и учителей он не слушает, так хоть вы объясните ему, что к чему!
Ничего необычного или неожиданного.
– Да они нормальные родаки, как у всех, волнуются, я понимаю, но иногда так достают, что думаю: ушел бы, если бы было куда…
– Но некуда, да и не время еще, – вздыхаю я. – С учебой-то что?
– Да я учусь, не думайте, – успокоил меня Стас. – Теперь не особо, конечно, напрягаюсь, но в общем даже ничего не изменилось: и раньше было три-четыре четверки, и теперь так же. Не вру.
Смотрит искоса, лукаво: догадаюсь ли? Я догадываюсь:
– Раньше остальные были пятерки, а теперь – тройки, – смеется. – А что ж нынче-то – только тусуешься или есть какие-то увлечения?
– Есть. Мы с ребятами группу хотели, музыкальную, но пока не получается – деньги нужны на аппаратуру, на аренду… Фотографировать люблю. Вот недавно второе место занял в конкурсе «Я и моя крыша», а там, между прочим, которые победили, кроме меня, все взрослые уже, профи.
– «Я и моя крыша»? – подозрительно переспрашиваю я. – Это про что это такой конкурс? Не про наркотики?
– Да нет, про настоящие крыши, – снова смеется Стас. – Фотоконкурс по всему СНГ, давайте я вам адрес запишу, поглядите в инете, там и моя фотография есть…
– Совершенно согласна с вами: подростковый кризис – самый скучный из всех возможных, – энергично говорю я родителям Стаса. – Даже кризис выхода на пенсию и то повеселее – дачка, ремонт, путешествия, то-се… А тут все такое понятное, одинаковое: реакция группирования, как у молодых павианов, отрицание авторитетов, протест против любого существующего порядка вещей… И главное, ведь теперь никак ничего не узнаешь и не проконтролируешь! Свой мобильник, прочие индивидуальные гаджеты, пароль в интернете, встречаются не в квартире за чаем и даже не на лестнице в парадной, а в какой-нибудь забегаловке быстрого питания… Помните, как легко было вашим родителям, когда вы сами были подростками? Телефон один на всю квартиру, стоит в коридоре, всем все слышно, двор со всеми его трудными подростками и дурными компаниями просматривается из окна…