Екатерина Мурашова - Лечить или любить?

Екатерина Мурашова

Лечить или любить?

Предисловие

Детский психолог Екатерина Мурашова не пишет книжек о том, как правильно поступать с детьми. Она не дает советов родителям и не сочиняет научные трактаты. Ее книга «Лечить или любить?» — гораздо более занимательное чтение.

Екатерина — один из создателей жанра, который пока довольно плохо представлен в русскоязычной литературе: художественные рассказы о буднях психотерапевта, основанные на профессиональном опыте. Я неоднократно слышала, что ее называют детским вариантом Доктора Хауса. По степени детективности и мастерству «нагнетания» рассказы Катерины действительно порой не уступают американскому сериалу. Однако практика питерского психотерапевта гораздо ближе к нашей повседневной реальности и помимо развлечения дает отличный материал для размышления. А то, глядишь, и действий.

А может быть, и это не главное. Герой рассказов Екатерины — ироничный и рефлексивный психотерапевт. Он методично разбирает случаи своих пациентов, философски смотрит на жизнь и весело смеется над собой. Да, а еще он предельно честен по существу. Поэтому к нему хочется возвращаться снова и снова.

Я очень рада, что издательство «Самокат» решило выпустить книгу рассказов Екатерины, которые мы несколько лет в еженедельном режиме и с постоянным успехом публиковали на сайте «Сноб».

Глава 1

Сага о грязных ботинках

Действующие лица:

Саша — 15 лет, 1 м 85 см рост, 46 размер обуви, 9 класс, учится хорошо, занимается в шахматном клубе при Доме творчества, имеет взрослый разряд по шахматам, с учителями ровен, вежлив, со сверстниками слегка замкнут, но доброжелателен. Близких друзей нет, есть несколько хороших приятелей. В свободное время любит слушать музыку и смотреть киноклассику. Внешне привлекателен, хотя и переживает из-за юношеских прыщей. С девушками не встречается, все попытки отдельных представительниц прекрасного пола завязать с ним какие-то отношения мягко блокирует.

Мама Саши, Мария Михайловна — 45 лет, экономист, внешне привлекательна, в общении интеллигентна, сдержанна. Работает главным бухгалтером в крупной фирме, работу любит. Кроме сына, никаких близких людей не имеет. Круг общения немногочисленный, постоянный в течение многих лет. Развлекаться не любит и не умеет. В свободное время — читает, вяжет, вместе с сыном смотрит киноклассику.

— Доктор, я понимаю, что лечиться нужно мне (мягкая, извиняющаяся улыбка). Поэтому я и пришла одна, без Саши. Может быть, вы посоветуете мне какого-то специалиста, какую-то клинику. Я слышала что-то о клинике неврозов, но совершенно не знаю, как туда попадают. И спросить не у кого. Нужно какое-то направление? Или теперь только деньги?

— Мария Михайловна, я не доктор, у меня нет медицинского образования. Я — психолог…

— Извините, пожалуйста, я плохо в этом разбираюсь. Как-то до сих пор не приходилось…

— Может быть, прежде чем мы будем подбирать специалиста или тем более клинику, вы расскажете мне о том, что у вас происходит? Ведь я, в некотором роде, тоже специалист.

— Да, конечно, извините. Просто я подумала, что, раз детская поликлиника, вы работаете только с детьми…

— В основном мне приходится работать с семьями. Очень редкие дети имеют проблемы, совершенно отдельные от семьи.

— Вы правы. Я тоже всегда так думала. Проблемы детей — это почти всегда ошибки родителей. И я очень старалась не ошибаться. Много думала. Я ведь одна воспитывала Сашу. С самого начала. Наверное, вам надо знать: это было сознательное решение — иметь ребенка, воспитывать его одной.

— А отец Саши?

— У него была другая семья, больное сердце, пожилая жена, с которой он прожил 25 лет. Он работал, она ездила с ним по всему Союзу, отказалась от своей карьеры, и, хотя дети выросли, он не мог оставить ее. Я его понимала и принимала таким. Он был очень порядочным человеком. Он был намного старше меня. Сейчас его уже нет в живых. Иногда я думаю, может быть, вся эта история его и убила…

Я энергично и отрицательно мотаю головой, потому что именно этого ждет от меня Мария Михайловна, а про себя думаю, что она вполне может быть права: немолодых порядочных людей с больным сердцем такие истории часто сводят в могилу. А вот непорядочным такие ситуации — хоть бы хны! Что и обидно.

— Саша знает об отце?

— Да, Саша знает всю правду. Он хотел встретиться со сводными братом и сестрой, но я ему запретила, чтобы не травмировать вдову. Она не знает о моем и Сашином существовании. Я сказала: может быть, потом, когда… Саша понял и согласился. Вы думаете, я была неправа?

— Не знаю, вам решать, — я ушла от ответа, а про себя подумала, что пожилая женщина, которая когда-то объездила вслед за любимым мужчиной весь Союз и посвятила ему и детям всю жизнь, вряд ли осталась в таком уж неведении по поводу последнего, быть может, рокового романа мужа.

— Саша очень похож на отца. Очень. У нас никогда не было секретов друг от друга. Он долго не спрашивал, а когда спросил, я ему сразу рассказала. И даже показала письмо, последнее, которое он передал мне уже из больницы, с другом. Там были стихи, знаменитые, помните:

«…И может быть — намой закат печальныйБлеснет любовь улыбкою прощальной».

И последняя строчка:

«Мне повезло! Прости и спасибо за все!»

— Угу, — сказала я и замолчала, глядя на ковровый узор. Я несентиментальна, но подобные откровения как-то предрасполагают к паузе.

Молчание нарушила сама Мария Михайловна:

— Я уже говорила, что много думала над тем, как строить отношения с сыном. Читала много книг. Конечно, было бы намного легче, если бы родилась девочка. Но Саша с самого рождения был так похож на Вадима… Тот же взгляд исподлобья и немного наискосок, морщина между бровями, движения, интонации… Вадим тоже был очень крупным, статным… Мне казалось, что у меня все получится. Вы знаете, у нас совсем не было этих проблем, которые описываются в книжках, — истерик, упрямства. Я всегда могла с ним договориться, он всегда все понимал. И со школой у Саши всегда все было нормально, на работе коллеги просто плачут от всех этих проблем, особенно у кого мальчики, а я их жалела, а про себя думала: кого бы поблагодарить? Я ведь атеистка. Благодарила Вадима — он был очень крупным ученым, интеллектуалом, и у Саши по шахматам разряд…

— Мария Михайловна, — я мягко прервала ее, — так что же произошло у вас с Сашей в последнее время?

— Я сама ничего не могу понять. Вроде бы ничего не произошло. Но…

— Но?

— Он… как будто чуть отстранился от меня. Иногда я не улавливаю его настроения, не понимаю, чем он раздражен, чего хочет. А он как будто не слышит меня. Разумеется, это не всегда…

— Мария Михайловна! — со вздохом облегчения воскликнула я. — Так это же все совершенно нормально!

И из-за такой вот ерунды эта достойная, умная женщина собирается в клинику неврозов! Поистине — «трагедия русской интеллигенции»!

— Саше 15 лет. В этом возрасте отдаление подростка от родителей совершенно естественная вещь. Странно было бы, если бы этого не происходило. Смена настроений и как бы «уход в себя», когда подросток не реагирует на внешние раздражители и вроде бы не слышит вас, — это тоже нормально. В эти моменты он прислушивается к себе, к тому, что происходит с его личностью, его организмом. Он должен познать и принять нового себя, Сашу-взрослого, который приходит на смену Саше-ребенку. Он нервничает и боится, потому что не все в этом новом Саше ему понятно, не все его устраивает. И с вами он тоже посоветоваться не может, потому что превращается-то он в мужчину, а не в женщину. Поэтому усиливается отчуждение. Понимаете?

По моим расчетам, в этом месте Мария Михайловна должна была облегченно вздохнуть, расправить плечи и спросить радостно:

— Так значит, это все нормально?! Значит, мне не о чем беспокоиться?

Но Мария Михайловна сидела на стуле все так же понуро и теребила брелок от ключей (откуда она его достала, я не успела заметить).

— Есть еще что-то? — спросила я тоном участкового милиционера.

Мария Михайловна кивнула.

— Что же это?

— Грязные ботинки на тумбочке! — сказала Мария Михайловна и зажмурилась с таким видом, как будто перед ее глазами предстал расчлененный труп из вечерней криминальной программы.

— Грязные… ботинки… на… тумбочке… — повторила я, пытаясь осознать каждое слово. — А в чем проблема-то?

— Он ставит ботинки на тумбочку в прихожей, — Мария Михайловна заговорила вдруг ровно и отчужденно. Приблизительно так говорят люди, введенные в гипнотический транс. — Каждый день. Ботинки 46 размера. Все в грязи. Вообще-то он мальчик аккуратный и никуда не лазает, но у нас очень грязные подходы к дому. Лужи, глина, постоянно что-то копают. И вот они там стоят. Когда я прихожу с работы. Каждый день. Это первое, что я вижу, когда вхожу в квартиру. Я просила его ставить их под вешалку. Я умоляла, я ругалась, я кричала. Я выбросила их в окно. Он сходил в тапочках и принес их назад. Я спрашивала: зачем?! Он молчит, ничего не объясняет, уходит в комнату. На следующий день они — снова там. Когда я поднимаюсь по лестнице, я уже думаю о них. Когда я еду в метро — я их себе представляю. Сейчас я войду — и они там стоят. Если его нет дома и ботинок нет — я радуюсь. У меня, кроме него, ничего нет. И не было. Только Вадим и он. Но Вадим — это было совсем недолго. А здесь, я думала — мне хватит до конца жизни. Я все делала, чтобы не испортить с ним отношения. Я всегда была честна и терпелива с ним. Мне казалось, что у меня все получается. Когда ему было тринадцать, он говорил: «Ты самая лучшая мама на свете!» — никому из моих знакомых сыновья не говорили такого в тринадцать лет. Я гордилась собой, я мысленно говорила Вадиму: «Посмотри, какого прекрасного сына я тебе вырастила!» — Я думала, что все сделала правильно. И вот теперь — ботинки!