Записки психиатра. Безумие королей и других правителей - Максим Иванович Малявин
В 1505 году умерла Изабелла Католичка. Испанцы уже прочили на престол Кастильи ее мужа, Фердинанда II (пусть в качестве регента, но тоже неплохо), упирая на то, что-де Хуана вам тут наворочает от большого ума. Филипп же уперся рогом: есть законная наследница – вот пусть и наследует, а порулить мы и вместе порулим, я ей муж или catulinus penis? А что до странностей в поведении – да это она так меня любит. Безумно просто. Хуаночка, золотце, хватай детей и чемоданы, мы едем в Испанию! Что? Секс на регулярной основе? Да не вопрос, будет! Ни одной женщины в свите? Не будет, дорогая, как скажешь, только давай поспешим. Кидай мешки, паром отходит!
В общем, королевой Хуана в итоге стала. Номинально: власть по-прежнему ее не интересовала. На это муж есть. Тому же (чуть не сказал – бедному) стало не до любовниц: днем по расписанию интриги и политическая борьба с тестем, ночью – обещанный супружеский долг с процентами. Хрупкое счастье продлилось меньше года: Филипп подхватил оспу (хотя кто-то уверяет, что просто выпил стакан холодной воды после игры в мяч, простыл и…) и 25 сентября 1506 года умер. И свое прозвище, Безумная, la Loca, Хуана получила именно из-за событий, произошедших с момента его смерти до момента погребения. Если верить легенде, то похоронить Филиппа удалось только спустя три года после его смерти – но, сами понимаете, в легендах любят все несколько преувеличить.
Хуана действительно поначалу не давала его похоронить: дни и ночи она проводила рядом с телом мужа, и попытки увести ее силой ничем хорошим не заканчивались: королева, да еще и беременная в очередной раз, да еще и сопротивляется… Потом тело начало попахивать, и Хуана на время словно очнулась – но лишь для того, чтобы приказать его забальзамировать. Потом все же удалось положить покойника в гроб, и скорбная процессия двинулась из Кастильи в Гранаду, к месту усыпальницы королей. Думаете, это было медленно и печально? Правильно. Просто не представляете, насколько медленно и насколько печально. Когда спустя пять недель процессия добралась до Бургоса и гроб разместили во временной усыпальнице, Хуана приказала его вскрыть, чтобы удостовериться, что покойный супруг на месте. Оказалось, что да, по любовницам не подался, не подменили, все идет по плану. Ну как по плану: то слезы, то приступы гнева, вплоть до бешенства – впрочем, окружающие уже привыкли. И к этому, и к тому, что идти приходилось ночами, «так как бедной вдове, потерявшей солнце своей души, незачем показываться на свете дня». Злые языки поговаривали, что вдовствующая королева вообще каждую ночь того… некрофилией грешит. Мол, правильно забальзамированный муж в дополнительных афродизиаках не нуждается – но это они со зла.
Пока отдыхали и набирались сил продолжить путь, в Бургосе вспыхнула чума. Хуана велела двигать в Торкемаду – и от чумы подальше, и по пути в Гранаду. Перед отправлением гроб вскрыли во второй раз (все в порядке, все на месте, никто никуда не ухмыздал). По пути вставали на дневку в монастырях. Поправка: мужских монастырях. Однажды ночью процессия по ошибке приперлась в женский, так Хуана очередную истерику устроила: не позволит-де она, чтобы муж с этими, господи прости, сестрами в одних стенах хоть минуту рядом провел! Уж я-то его знаю. И их тоже. Так и пришлось топать дальше.
Третий раз гроб открыли в январе 1507 года уже в Торкемаде, когда Хуана родила дочь, инфанту Екатерину. Убедилась, что супруг на месте, успокоилась. И задержалась в Торкемаде на несколько месяцев: надо было и самой от родов отойти, и ребенку дать окрепнуть. В Гранаду ей, правда, добраться так и не довелось: пришла весть, что из Неаполя отплыл отец, готовый принять на себя бремя власти. И тогда гроб открыли в четвертый раз, чтобы дать Хуане попрощаться с мужем. Проведя рядом с его телом восемь месяцев (а не три года, как уверяет легенда), Хуана с дочерью была отправлена в Тордесильяс, в монастырь Санта Клара. Фактически, в заточение.
Забрать у Хуаны дочь не смогли: она просто не отдавала то единственное, по ее же словам, что осталось у нее от мужа. Она же уверяла, будто покойный продолжает с нею разговаривать – правда, не напрямую, а устами младенца. При этом королева ни гигиеной, ни комфортом себя не утруждала, как, впрочем, и дочь не давала обиходить. Неудивительно, что, когда инфанту Екатерину все же удалось вызволить (для династического брака с Жуаном III, королем Португалии), бросалась в глаза некоторая, мягко говоря, неадекватность девушки – которая, впрочем, с годами прошла. Сорок шесть лет, до самой своей смерти 12 апреля 1555 года, провела Хуана в Тордесильяс, формально оставаясь королевой. Похоронили ее рядом с мужем, в королевской усыпальнице в Гранаде.
И что это было? – спросите вы. И снова остается лишь предполагать. Один из вариантов диагноза – паранойяльная психопатия (вспомните Ферранте Неаполитанского) с фиксацией на идеях любви и ревности. Другой вариант – та же психопатия, которая со временем переросла в редкое для женщин заболевание – собственно паранойю, с любовным бредом и болезненной (хотя и во многом обоснованной) ревностью. Шизофрению, с ее бредовым вариантом симптоматики (и последующим переходом в галлюцинаторно-бредовый – раз она уверяла, что муж с ней общается через лепет ребенка) тоже нельзя полностью исключить как вероятность. Да и признаки негативной симптоматики, характерные для шизофрении, можно обнаружить: не раз ведь отмечали, что Хуана пренебрегает уходом за собой, а в Тордесильяс так вообще это дело забросила и являла настолько угнетающее зрелище, что ее сын Карл, навестив мать в 1516 году, молвил стражам: «Мне кажется, самой нужной и необходимой вещью будет, чтобы никто не мог увидеть Ее Величество. Потому что ничего хорошего из этого выйти не может». Но, повторюсь, остается лишь гадать.
Эрик XIV, король Швеции: страшный в безумии, но любимый собственной женой
Прошу лежать-бояться… простите, любить и жаловать: Эрик Густавович Васа. Он же Эрик Густавссон из династии Васа, он же Эрик XIV, король Швеции.
13 декабря 1533 года в замке Три короны, что стоял некогда в городе Стокгольме, было хлопотно и радостно. Чего же не хлопотать и не радоваться, когда их шеф, их главный лыжник, низводитель Кальмарской унии и курощатель Стокгольма, Густав I, стал папой. В первый раз оно завсегда волнительно, даже такому отмороженному… простите, доблестному и целеустремленному человеку. К тому же не абы кого
