Скелеты в шкафу: Как наша тайная жизнь управляет явной - Майкл Слепян
Когда мы рассматриваем исследования, где оценивается степень, в которой люди скрывают какие-то свои стороны, зачастую непросто (а то и невозможно) отделить действия, нацеленные на сокрытие, от чувства некомфортности, связанного со свободой самовыражения. Чтобы понять, откуда исходит вред, нужно знать не только скрывали ли они что-то, но и чувствовали ли себя достаточно комфортно, чтобы быть собой. Одно из исследований зафиксировало именно это{28}. Участников, набранных из ЛГБТ-сообщества Лос-Анджелеса, просили в течение двух недель обращать внимание на каждую возможность раскрыть свою сексуальную ориентацию и фиксировать, воспользовались они ею или нет. В конце дня участники рассказали о том, встречало ли раскрытие их идентичности поддержку. Наконец через два месяца они сообщили о своей общей удовлетворенности жизнью. Исследователи обнаружили, что сокрытию сопутствовала более низкая удовлетворенность жизнью и, кроме того, более низкая социальная поддержка. При этом в группе людей с одинаковым уровнем социальной поддержки у скрывавших дела шли не хуже, чем у открывшихся. Однако у участников с одинаковой степенью утаивания более низкая социальная поддержка сопровождалась более низкой удовлетворенностью жизнью.
Это показывает, что негативные последствия сокрытия возникают не из-за того, что люди тратят силы на утаивание, а в первую очередь из-за негативных эмоций, сопровождающих недостаточную поддержку откровенности{29}. Таким образом, пока у вас есть другие источники поддержки, защищающие от отрицательной реакции окружающих, сокрытие больше помогает, чем вредит.
Могут ли другие догадаться, что вы что-то скрываете
Если вы решите утаить что-то о себе от окружающих, какова вероятность того, что они смогут понять это в разговоре? Хотя люди могут определить, что вы не в духе или ищете ключи, они не способны читать чужие мысли.
У каждого всегда есть мысли, которыми он ни с кем не делится, но окружающие даже не догадываются о них. Вы хотели рассказать отличную байку, но разговор переключился на другую тему, и шанс был упущен. Или вам в голову пришла шутка, но вы решили промолчать, поскольку сочли ее неуместной. А может, вы удержались от комментария, решив, что он слишком резок. Если бы люди не принимали в разговоре таких быстрых решений, наш мир был бы менее приятным. Хотя мотивы и различаются, когнитивные навыки, позволяющие удерживаться от сомнительных шуток и лишних замечаний, также не дают нашим секретам случайно вырваться во время общения с другими людьми.
Технически скрыть секрет в разговоре может быть и несложно, но мы часто опасаемся, что нас выдаст тон, жест или выражение лица и собеседники смогут почувствовать, когда мы что-то утаиваем. Но действительно ли они на это способны? Ответ тут уверенно отрицательный.
В конце 1990-х годов Лора Смарт Ричман и Дэн Вегнер из Вирджинского университета провели исследование, в ходе которого просили женщин, страдавших расстройством пищевого поведения, ответить на ряд вопросов{30}. Разговор начинался с вопросов о жизни в колледже, но в итоге переходил к самоконтролю, пищевым привычкам и борьбе с лишним весом. Участницам дали установку скрывать от собеседника свое расстройство. В исследовании также участвовали женщины, не страдающие подобным расстройством, которым предложили честно отвечать на вопросы. Когда психологи прослушали записи, они не смогли отличить участниц, которые скрывали расстройство пищевого поведения, от тех, у кого расстройства не было. Они также одинаково оценили социальные навыки, вовлеченность и способность вызывать симпатию у представительниц обеих групп. Как бы сложно ни давалось утаивание проблемы, оно оставалось незаметным для постороннего взгляда.
А если бы люди пытались скрыть то, что никогда не пробовали утаивать и что требует не только простого избегания слов вроде «он» или «она»?{31} Чтобы выяснить это, профессор психологии Анна Рейман из Эксетерского университета попросила испытуемых скрыть свое настоящее образование и притвориться студентами-медиками, что, надо полагать, никто из них раньше не делал. Участники отвечали на вопросы о студенческой жизни, а затем звучал вопрос о специальности. Одна группа испытуемых могла отвечать на этот вопрос свободно, а другая должна была скрыть настоящую специальность. Когда исследователи изучали видеозаписи и делились впечатлениями об участниках, акцент делался на то, насколько откровенными казались респонденты. Независимо от того, скрывали участники свою специальность или нет, чем более психологи были уверены в том, что раскусили участника, тем выше они оценивали его и взаимодействие в целом.
Большинство экспериментов по сокрытию информации проходит в форме фиктивных собеседований. Однако в реальном мире разговоры чаще всего имеют другой формат. Чтобы проверить, не повлияет ли сокрытие на менее структурированный разговор, профессор психологии Цзинь Го из Вашингтонского университета набрал участников из университетского ЛГБТ-сообщества и попросил их обсудить недавнюю проблему, касавшуюся университетского финансирования ЛГБТ-групп в кампусе{32}. Участников произвольным образом разделили на две группы: одни должны были скрывать свою сексуальную ориентацию или гендерную идентичность, а другие – раскрывать. Все они общались с участником, который идентифицировал себя как натурал (и который не получал никаких указаний по поводу обсуждения идентичности). После этого их оценивали как собеседник, так и сторонние специалисты, просматривавшие видеозаписи. По общему мнению, студенты, которые скрывали ориентацию, выглядели так же раскованно, как и те, кто открывался, и все они казались одинаково дружелюбными и интересными в общении.
Эти исследования показывают, что в большинстве случаев сокрытие информации обнаружить невозможно – по крайней мере, посторонним людям. Тот, кто хорошо вас знает, способен заметить, что вы обеспокоены или умалчиваете о чем-то. Но если в остальном вы откровенны и остаетесь самим собой, то ваше общение, скорее всего, будет успешным.
Желание рассказать
К моменту своего признания Мелоди Кассон понимала, что если бы она ничего не рассказала, то вряд ли кто-нибудь узнал правду о смерти ее 18-дневного сына. Прошло 52 года, и этот случай никогда бы не всплыл в разговоре сам по себе. Тем не менее тайна преследовала ее. Почему?
Мне никогда не приходилось хранить секрет так долго, хотя мои родители продержались в общей сложности как раз 52 года (по 26 лет каждый). Я спросил маму, каково это – хранить тайну так долго. В конце концов, ни у кого ведь не возникал вопрос о моей генетике или о генетике моего брата. Как и в случае с Кассон, эта тема просто не всплывала в разговорах. Мама сказала, что иногда она думала о секрете, общаясь с другими, и это вызывало «неловкость», однако не было «сложным».
Ситуация изменилась, когда мой брат стал подростком и начал задумываться о том, какие черты он унаследовал от родителей, а какие обрел самостоятельно. Заметьте, ему и в голову не приходило, что он не связан биологически с нашим отцом. Он просто интересовался характером родителей, состоянием здоровья и так далее и пытался примерять это на себя.
