Война с Западом - Дуглас Мюррей
Среди тех, кто интересовался вопросом ressentiment, был Фридрих Ницше. Настораживает то, насколько конкретно он диагностирует этот тип. В одном месте он пишет, что любой психолог, желающий изучать этот предмет, должен признать, что "сегодня это растение лучше всего процветает среди анархистов и антисемитов, поэтому оно цветет, как всегда, тайно, как фиалка, но с другим запахом. И поскольку подобное всегда порождает подобное, не будет ничего удивительного в том, что из этих кругов вновь, как и раньше, будут исходить попытки освятить месть термином "справедливость" - как будто справедливость в основе своей является просто дальнейшим развитием чувства обиды - и запоздало узаконить местью эмоциональные реакции в целом, все и вся".
По мнению Ницше, одна из опасностей людей ressentiment заключается в том, что они достигнут своей высшей формы мести, которая заключается в превращении счастливых людей в таких же несчастных, как они сами, - в том, что они будут пихать свои несчастья в лица счастливых, чтобы со временем счастливые "начали стыдиться своего счастья и, возможно, говорить друг другу: "Это позор - быть счастливым! Слишком много страданий!"". Этого следует избегать, ибо больные, говорит Ницше, не должны делать здоровых больными или заставлять здоровых "путать себя с больными". Он возвращается к этой теме снова и снова, как бы кружась, чтобы точно добраться до корня того, что он пытается диагностировать. В конце концов он приходит к главному выводу: в основе ressentiment лежит жажда мести, мотивированная желанием "обезболить боль эмоциями" (курсив Ницше). Нужны "самые дикие эмоции", говорит он, чтобы пробудить в себе решающее требование обиженного человека: "Кто-то или что-то должно быть виновато в том, что я чувствую себя плохо".
Какой же выход можно найти из этой разрушительной ситуации? Только тот, который видит Ницше. Люди ressentiment рвут раны, которые закрыты и открыты, "и заставляют себя истекать кровью из давно заживших шрамов". Такие люди могут потянуть за собой друзей, семью, детей и всех, кто их окружает, говорит Ницше. И единственный ответ заключается в том, что кто-то должен встать над человеком ("аскетический священник", по словам Ницше) и сказать самую сложную вещь. А именно, что они совершенно правы. Это правда. "Кто-то должен быть виноват: но ты сам и есть этот кто-то, ты один виноват в этом, ты один виноват в себе". Ницше признает, что это трудно, но если бы это было сказано, то, по крайней мере, можно было бы добиться одного - "изменить направление ressentiment".
На прозрения Ницше откликнулись другие - в частности, Макс Шелер и Гельмут Шек. Они дополнили его, отметив, что обида всегда основывается на противопоставлении А и Б. В частности, когда А превозносится исключительно и полностью для того, чтобы очернить и обесценить Б.8 Во всех вопросах, будь то деньги, секс или что-то еще, ни один человек не чувствует, что чаша весов перевешена в его пользу. И так же, как люди обиды говорят о "справедливости", подразумевая под этим "месть", так и в их разговорах о "равенстве" что-то замаскировано. Ибо любой, кто говорит о "равенстве", обнаруживает встроенную проблему. Только тот, кто "боится проиграть", будет требовать равенства как "универсального принципа". Это спекуляция, говорит Шок, "на падающем рынке".
"Ибо это закон, согласно которому люди могут быть равны только в отношении тех характеристик, которые имеют наименьшую ценность". Равенство" как чисто рациональная идея никогда не может стимулировать желание, волю или эмоции. Но негодование, в глазах которого высшие ценности никогда не находят поддержки, скрывает свою природу в требовании "равенства". На самом же деле она хочет лишь уничтожения всех тех, кто воплощает в себе эти высшие ценности, вызывающие ее гнев".
Это еще один глубоко актуальный момент. Ведь все разговоры о "равенстве", как и разговоры о "справедливости", предстают в одном свете - не менее бескорыстном, как будто их сторонники хотят лишь абстрактной вещи и не обращают внимания на то, принесет ли эта вещь когда-нибудь пользу им самим. Но очень часто это не так. Решается ряд гораздо более фундаментальных проблем.
Другими словами, возможно, стоит осознать, с чем мы сталкиваемся, когда слышим критику Запада сегодня. Ведь как мы выступаем не против справедливости, а против мести, так и мы выступаем не только против сторонников равенства, но и против тех, кто испытывает патологическую тягу к разрушению.
Лишь смутно более мягкая версия этого явления существовала у всех на виду в течение десятилетий. Это одержимость, начавшаяся в академии, а затем распространившаяся по всему миру, которая посвящена почитанию "деконструкции". Это процесс, в ходе которого все, что осталось от прошлого, можно перебрать, разобрать на части и в конце концов разрушить. Он не может найти способ созидания. Он может найти только способ бесконечного разрушения. Так роман Джейн Остин разбирают на части, пока тонкое произведение художественной литературы не превращается не более чем в еще один кусок виновного остатка дискредитировавшей себя цивилизации. Чего же удалось достичь? Ничего, кроме процесса разрушения.
У тех, кто сделал карьеру, есть несколько преимуществ. Одна из них заключается в том, что их задача потенциально бесконечна, так как возможные темы кажутся безграничными. Для деконструктивистов это карьера на всю жизнь. Но в конце этого процесса ничего не создается и даже не производится. Единственное возможное требование в конечной точке деконструкции - деконструировать еще. И, кажется, можно бесконечно расчленять и находить повод для недовольства. Конечно, на это надеются деконструкционисты, которые теперь рыщут по миру искусства в поисках символов изнасилования, мужского доминирования, привилегий, расизма и многого другого. И, конечно, они находят, чем занять свое время.
Ведь можно просто посмотреть на картину и спросить, что за извращенные мысли могли лежать в ее основе. Вы также можете спросить, какой труд был вложен в нее, был ли в ней задействован принудительный или неоплачиваемый труд. Вы можете взглянуть на цвета красок и задать вопрос о происхождении пигментов, о том, были ли они получены законным или экологичным путем. Вы можете спросить, какую зарплату получали подмастерья в мастерской художника, и все ли были достойно вознаграждены своим начальником, чтобы создать эту работу для человека, обладающего еще большей властью. Вы можете раздвинуть предметы и "допросить" их значения в свете того, что было сделано после них. Вы можете увидеть всевозможные вещи. Вы можете сетовать на отсутствие какого-либо представительства. А можно отступить на шаг назад и увидеть "Мадонну со скал" Леонардо
