Единственный и его собственность - Вениамин Михайлович Хвостов
Довольно близок уже к этим положениям один из последователей и поклонников Штирнера, шотландец Маккэй, роман которого „Анархисты“, появившийся в подлиннике в 1891 г., также только на днях вышел в русском переводе6. В этом романе анархист Ибан, в лице которого, очевидно, говорит сам автор, настаивает на том, что все „дело идет о том, чтобы сделать насилие невозможным. Этого нельзя достичь, противопоставляя насилие насилию“ (стр. 245). Он находить восстание против государства непрактичным. „Не может быть, конечно, и вопроса о том, чтобы вызвать на бой государство, еще вооруженное с головы до ног; подобное безумие имело бы последствия, которые легко предвидеть. Нет, это чудовище, питающееся нашей кровью, нашим трудом, должно будет умереть от истощения, его надо будет победить голодом“ (стр. 272 ). „Тем, которые полагают, что анархия представляет собою хаос, а анархист — разрушитель всего, надо уяснить, что анархия является конечною целью эволюции человеческою общества, что это слово обозначает тот общественный строй, где свобода личности и личного труда является гарантией благосостояния личного и общественного, Тем, которые справедливо не верят в идеал братского коммунизма, надо было доказать, что анархизм ищет свободы личности не в общности имуществ и самоотречении, а в уничтожении всякого принуждения и всяких искусственных ограничений“ (стр. 270). Таким образом Маккэй находит возможным говорить даже об „общественном благосостоянии“ — понятии, с точки зрения Штирнера совершенно недопустимом. Становясь на такую почву, Маккэй уже перестает быть крайним индивидуалистом. И сам он очень живо рисует нам в своем романе состояние человека, несправедливо извергнутого из общества людей, которых он уважает и на которых привык смотреть, как на родственных по духу. Старый анархист, отвергнутый товарищами на основании клеветнического обвинения, говорит в романе Маккэя: „Я смело смотрел в лицо смерти, я перенес всевозможные гонения, ненависть, голод, тюремное заключение, и не пал духом... Но быть прогнанным, как паршивая собака, теми, кого я любил, как самого себя... этот удар черезчур тяжел для меня“ (стр. 277). Этот эпизод романа представляет прекрасную иллюстрацию к высказанным выше соображениям о том, какую власть получил бы Штирнеровский „союз эгоистов“ над своими членами, будучи в состоянии грозить им исключением из союза, если они разойдутся с волей большинства; мы видим здесь, в какой зависимости самая сильная личность стоит от общества, к которому она принадлежит.
Некоторый утопизм сказывается, впрочем, и в рассуждениях Маккэя. Он не может удержаться от рекомендации тех политических шагов, которые мы должны предпринять для сокрушения государства. Высказываясь против насильственного выступления с оружием в руках, Маккэй рекомендует путь пассивного сопротивления. „Грозная сила инерции была в течение нашего века применяема только в некоторых отдельных случаях и тем не менее, благодаря ей, достигнуто многое; надо начать методически применять ее по отношению к государству, отказывая ему, главным образом, в платеже налогов, и государство неизбежно падет “ (стр. 272 сл.). Если смотреть на процесс преобразования личности и общества, необходимый для установления „органической нравственности“, как на процесс сложной и медленной эволюции, то несвоевременность и непрактичность меры, предлагаемой Маккоем для немедленного сокрушения государства, не менее очевидна, как и непрактичность Штирнеровского восстания. Рекомендация такой меры является даже несколько неожиданной со стороны писателя, который только что заявил нам, что „анархия является конечною целью эволюции человеческого общества“. Неужели Маккэй думает, что эта эволюция уже завершилась, что водворение анархии стало вопросом реальной политики дня? А ведь только при допущении такого предположения становится уместным изыскивать практические пути и тактические приемы для устранения государства во всех его формах. С принимаемой нами точки зрения, государство не может быть уничтожено никакими выступлениями против него — насильственными ли или пассивным сопротивлением, безразлично, — пока оно остается исторической необходимостью. Когда же эволюция человечества приведет к тому, что оно перестанет быть таковой, то государство падет само собой, и никаких средств и тактических приемов для его устранения изыскивать не придется. Мы во всяком случае так еще далеки от этого завершения эволюции, что возбуждать вопрос о немедленном устранении государства можем, только предаваясь совершению утопическим построениям.
1
Я пользуюсь переводом В. Ульриха, издан. книгоиздательства „Мысль“, 1906 г.
2
Ницше с книгой Штирнера не был знаком.
3
Ср. стр. 225: „Первичное — не вещи и не их взгляд, а я сам, моя воля“... „Всякое суждение мое об объекте есть создание моей воли“. См. также стр. 64, 122, 227.
4
О Ницше см. мои статьи в „Русской Мысли“ за 1905 г., №№ 5, и 12 „Этика Ницше“.
5
См. Basсh. L’individualisme anarchiste. Max Stirner (Paris, 1904), стр. 246 сл.
6
Маккэй, „Анархисты“. Изд. Коренева. Спб. 1906.