Некрофилия: психолого-криминологические и танатологические проблемы - Юрий Миранович Антонян
Оспаривание того, что чувство вины активно формируется религией, равносильно отрицанию выдающейся роли религии в формировании нравственности, которая не появилась бы, если бы не было чувства вины. Закономерно, что в тех культурах, где отсутствует разработанная концепция греха, нет аскетизма в его наиболее резких формах, и тем более мученичества. Чувство вины порождает стремление подавить желания собственного тела, этого «сосуда греха», а мирские соблазны можно легко объяснить происками дьявола. Когда же удается самому наказать эту проклятую физическую оболочку, рождается надежда на прощение отца всего сущего.
В том, что у крайних аскетов грех ассоциируется с жилищем, едой, питьем, сексуальным удовольствием и другими земными радостями, нет ничего странного. Эти радости есть сама жизнь, ее утверждение, ее обеспечение. Поскольку среди мучеников и аскетов много некрофильских личностей, они не могут не выступать против того, что идентифицируется с самой жизнью.
Мученичество и крайний аскетизм являются проявлением агрессии, но скрытой и обращенной на себя. Агрессия эта оказывается тесно связанной и со стремлением к смерти, и с потребностью в утверждении, и с чувством вины. Вот почему нужно отметить, что некоторые известные в истории мученики были агрессивны по отношению не только к себе, но и к другим. То, что они в конечном итоге погибали жестокой смертью, иногда даже после пыток, во многом провоцировалось их же агрессивным поведением. Это общее свойство человеческой натуры: например, некоторые русские террористы просто жаждали быть распятыми, что говорит о некрофильности.
Христианство свято чтит своих мучеников и особенно великомучеников. Служба, в честь их совершаемая, обставляется особенной торжественностью. Чтимые Православной Церковью великомученики: Артемий (ум. 362), Викентий (ум. 296), Виктор (ум. во II в.), Георгий Победоносец (ум. 303), Георгий Новый (ум. 1514), Димитрий Мироточивый (ум. 304), Евстафий Плакида (ум. в нач. 2 в.), Иаков (ум. 400), Иоанн Новый Сочавский (ум. 1492), Меркурий (ум. 252), Мина (ум. 288), Пантелеймон (ум. 304), Прокопий (ум. 290), Феодор Тирон (ум. в нач. IV в.) и Феодор Стратилат (ум. 320). Великомученицы: Анастасия Узорешительница (ум. в нач. IV в.), Варвара, Евфимия Всехваль-ная (ум. 303), Екатерина (ум. 304), Ирина (ум. 307), Марина (ум. 275) и Параскева Пятница.
Об отношении католической церкви к человеку, его жизни, здоровью, чести и достоинству более чем красноречиво повествует печально известный «Молот ведьм», написанный в XV в. монахами-инквизиторами Я. Шпренгером и Г. Инститорисом. Это поистине некрофильское, человеконенавистническое произведение является показателем крайне примитивных и абсолютно невежественных представлений о человеке и природе. Превалирует убеждение, что те или иные факты и процессы возникают и существуют не в силу каких-либо физических и иных природных причин, а их всегда учиняют люди в результате воздействия на них разных духов, ведьм, колдунов, демонов и т. д. Это не имеет ничего общего с учением солнечноподобного бога Христа и христианской моралью милосердия и прощения в особенности.
Читая эту омерзительную книгу, убеждаешься, что католическая церковь в лице инквизиции вернула общество в первобытное состояние, и мышление людей того времени ничем не отличается от мышления дикарей. Они ведь тоже видели во всем активность духов, добрых или злых, игнорируя природные причины явлений. Л. Леви-Брюль весьма обстоятельно объяснил такую позицию древнего человека.
«Молот ведьм» наполнен злобой против человека. Поэтому авторы так просто как о рядовых, непримечательных событиях пишут о пытках и казнях, точнее — убийствах людей. Явственно чувствуется, что это некрофилы и садисты, но садисты они лишь во вторую очередь и выражают мнение своей некрофильской эпохи.
3. Благодатность страдания и смерти
Исток культа страдания, его исходная модель — Христос и его крестная смерть. В качестве одной из формул христианского страдания можно посчитать такие библейские строки: «Мы безумны Христа ради, а вы мудры во Христе; мы немощны, а вы крепки; вы в славе, а мы в бесчестии. Даже доныне терпим голод и жажду, и наготу, и побои, и скитаемся. И трудимся, работая своими руками. Злословят нас, мы благословляем; гонят нас, мы терпим. Хулят нас, мы молим; мы как сор для мира, как прах, всеми попираемый доныне» (I Кор. 4:10–13).
Христианство всегда формировало жертвенно-страдальческую концепцию, которую человек должен реализовать в отношении как этой религии, так и самого себя. Это очень близко к суициду, хотя удерживается больше в мазохистских рамках. Возможно, именно поэтому христианство всегда осуждало его, не желая признаваться в восхвалении того, что им же порождалось. Христос удовлетворил некоторые важные мазохистские влечения человека, и в этом можно усмотреть одну из причин его притягательности.
Христианство утверждает необходимость, неотвратимость и полезность страдания. Н. О. Лосский писал, что «первый и основной смысл страданий состоит в том, что оно есть справедливое возмездие за нравственное отъединение от бога и ближних. Речь идет здесь прежде всего о возмездии, возникающем как естественное следствие разобщения, затем о возмездии как муках совести и лишь на последнем месте о возмездии в форме внешнего наказания, налагаемого государством, воспитателем и т. п. Несправедливо было бы строение мира, в котором виновник нравственного зла испытывал бы полное благополучие»[31]. Его мнение разделяет множество богословов и религиозных философов. Практически все они исходят из того, что человек, конечно, мог бы поступать иначе, но не хочет вести себя должным образом. Н. О. Лосский, например, прямо называет человека «виновником нравственного зла», ну а наказание виновника вполне справедливо. Вина людей перед богом необозрима.
Н. О. Лосский ставил в вину человеку, что он смертен. Так, он писал, что «смерть — одно из самых страшных бедствий, есть зло, творимое не богом, а человеком»[32]. Таким образом, христианство постоянно воссоздает и поддерживает чувство вины в первую очередь перед богом, а затем и перед другими сверхъестественными существами, причем с несомненно большей эффективностью, чем делали это предшествовавшие ей верования и религии. Чувство вины настолько въелось в людскую плоть, что дало возможность О. Ранку говорить о наличии в личности «биологического чувства вины»,
