Некрофилия: психолого-криминологические и танатологические проблемы - Юрий Миранович Антонян
Итак, только страдания открывают смысл жизни и доступ к настоящим нетленным ценностям, страдание дает возможность поднятия над житейской суетой к вечному блаженству. Повседневные блага, комфорт и удобства оказываются в числе главных врагов просветления, и в этих словах слышится прямой отголосок страданий десятков миллионов российских людей, закабаленных, вдавленных, бесправных, лишенных элементарных жизненных удобств и темных радостей, а поэтому ищущих их в посмертном существовании, многопоколенных рабов, не знающих надежды. Но если следовать логике Трубецкого, они и должны быть очищены страданием, обретая таким путем всю полноту духовного света. Между тем именно лишения и нищета широких народных масс привели к тем известным катаклизмам в начале XX в., которые преградили путь цивилизации. Здесь особенно заслуживает упоминания, что тогда начался разгром религии.
Е. Н. Трубецкой ссылается на Ф. М. Достоевского, который указывал, что самым сильным возражением против всякой веры в смысл жизни являются страдания невинных младенцев. На это Трубецкой кощунственно возражает: «Но что значит отрицательная сила этого довода по сравнению со страданиями Богочеловека?» Получается, что страдания ребенка ничто в сравнении со страданиями спасителя. Думается, что сам Христос с таким утверждением Трубецкого решительно бы не согласился.
Разумеется, пресыщенность, мещанская, буржуазная сытость, превалирование материальных интересов над духовными и интеллектуальными, игнорирование духовных проблем обедняет личность, снижает уровень ее функционирования и эффективность творческой деятельности, затрудняет социальный прогресс в целом. Речь не может идти только об обеспечении жизненного достатка или богатства, но они являются необходимым условием и духовного процветания, которое отнюдь не равнозначно религиозности, а значительно шире ее. Именно при этом можно стремиться к гармоничному сочетанию материальных и духовных потребностей.
Культ страдания имеет исключительное историческое значение для России, для всех населяющих ее народов, в основном — негативное. Именно из-за этого культа она намного позже европейских стран освободилась от крепостного рабства, охотно восприняла коммунизм, который бесконечными и мучительными десятилетиями уверенно покоился на самом прочном фундаменте — добровольном подчинении страданию, унижению, нужде. Характерным было поведение в годы сталинских репрессий большевистских функционеров из числа принявших идею: ради нее, ради ее «бессмертной носительницы» — партии — они безропотно, с безмерным мазохистским наслаждением приняли страдание и смерть. Культ страдания не исчез и сейчас, о чем убедительно свидетельствует то, что значительное число людей искренне продолжают отстаивать идеи и идеалы бедности и убожества. Они активно выступают против материального процветания страны, утверждая, что для нас якобы неприемлемы западные стандарты и цели, ориентированные на максимальное удовлетворение потребностей при активной защите достоинства человека. Их взгляды усиленно питают левую российскую оппозицию и существенно тормозят развитие общества.
Особо почитаются страдания в российском православии, что не могло не отразиться на национальном характере русского и некоторых других народов России. Лишения, невзгоды, неустроенность, низкий уровень достатка уже давно стали рассматриваться как естественное и присущее им состояние; более того, как то, что выгодно отличает эти народы от западных, а следовательно, является духовной и нравственной ценностью. Коммунистическая идеология и практика были успешны, в частности, и по той причине, что всячески насаждали убогость, необеспеченность, серость. Большевистские главари, залившие страну кровью, почитались (многими почитаются и сейчас) чуть ли не как святые. Даже в начале XXI в. в секуляризированном российском обществе, главной заботой которого является повышение материального благосостояния народа, все время раздаются голоса ревнителей национальной чистоты, нелепо отождествляющих духовность с нищетой и страданиями. Эти представления имеют глубокие религиозные корни: иудео-христианский Вседержитель сетовал на то, что люди живут хорошо, в достатке, без войн и повальных болезней. Такое благоприятное для человека существование божеству совсем невыгодно, поскольку его забывают, он оказывается не нужен. Войны, захваты, эпидемии, голод — вот что заставляет этих «неблагодарных» обратить свои взоры и мольбы к нему, вот тогда он и востребован. Следовательно, близость к богу напрямую зависит от личного неблагополучия людей.
В России поклонение страданию и нищете не полностью, но во многом идет от православия. Д. Ранкур-Лаферрьер, написавший небезынтересную книгу о нравственном мазохизме и культе страдания под оскорбительным для русского народа названием «Рабская душа России», утверждает, что традиционное смирение и саморазрушение, конституирующие рабский менталитет русских, является формой мазохизма, но не все русские подвержены этому. Можно сказать, что в России существует культура нравственного мазохизма, однако ее носителями, считает Д. Ранкур-Лаферрьер, являются отдельные личности. Россия дает огромные возможности для страдания, но всё же воспринимают эту культуру страдания отдельные личности (буль то даже вымышленные персонажи, например Ставрогин или Иван-дурак)[30].
Д. Ранкур-Лаферрьер приводит множество фактов религиозного мазохизма. Например, Измарагд (источник XIV в.) характеризует унижение как «матерь добродетели». Традиция религиозного аскетизма, которая возникла в славянских землях еще в X в. и сохраняется до наших дней, дает бесчисленные примеры действенных поисков страдания многих святых и подвижников православия. Мазохистская практика монахов, стремящихся к праведности, сопровождалась видениями и галлюцинациями. В 1700 г., до реформ Петра I, в России было 1200 монастырей, в 1900 г. — 800 (300 из них — женские), в них проживало 17 тыс. монахов и около 30 тыс. послушников обоего пола.
Мученичество является мазохистским по своей природе. Ибо мазохизм — конечная цель мучеников, хотя нельзя отрицать и другие цели. Монашеский аскетизм обычно имеет своей целью духовное совершенствование и единение с богом; проникновенные произведения Нила Сорского, Серафима Саровского и некоторых других свидетельствуют, что достижению мистического экстаза иногда может содействовать самоотречение и самонаказание.
Культ страдания естественно предполагает отказ от земных наслаждений, сексуальных в том числе. Здесь христианству весьма созвучны установки тоталитарной идеологии. Так, Муссолини в своей «Доктрине фашизма» (1932) писал: «Для фашизма человек — это индивид, единый с нацией, отечеством, подчиняющийся моральному закону, связывающему индивидов через традицию, через историческую миссию, и парализующему жизненный инстинкт, ограниченный кругом кратковременного наслаждения, чтобы в сознании долга создать высшую жизнь, свободную от границ времени и пространства. В этой жизни индивид через посредство самоотрицания, жертвы частными интересами, даже подвигом смерти осуществляет чисто духовное бытие, в чем и заключается его человеческая ценность». Отказ от наслаждений и аскетизм культивировался большевистской пропагандой вплоть до смерти Сталина. Эту реальность отразил в своем сатирическом «Антисексусе» А. Платонов (1925–1926).
Религия — один из самых мощных источников появления чувства вины. Оно формируется и учением
