Некрофилия: психолого-криминологические и танатологические проблемы - Юрий Миранович Антонян
Что касается празднеств, следует отметить, что поминки по умершим в Древней Индии устраивались во время жатвы, одновременно с главным праздником урожая. То же самое было характерно и для Скандинавии. В античности поклонение духам умерших (manes) сопровождалось исполнением ритуалов, связанных с растительностью. Михайлов день (29 сентября) некогда был как Днем поминовения умерших, так и праздником урожая во всех областях Северной и Центральной Европы. Погребальный культ оказывал все возрастающее влияние на культы плодородия, впитывая их ритуалы и превращая их в жертвоприношения духам предков. Умершие — это «те, кто живет под землей», и их расположение необходимо завоевывать. Хотя зерно, которое бросают через левое плечо, якобы является подношением «мыши», на самом деле оно предназначается покойникам. Если их умиротворить, накормить, задобрить, они будут защищать и множить урожай. «Старик» или «Старуха», обычно бывшие олицетворением «сил» и плодородности почвы, под влиянием культа мертвых заметно конкретизируются, принимая черты «предков» — духов умерших.
Как утверждает М. Элиаде, особенно отчетливо это видно на примере германских народов. Даже Один, бог смерти, поводырь «Диких охотников» душ, не находящих покоя, и тот присвоил себе определенное количество сельскохозяйственных ритуалов. В святки (у германцев — празднество, посвященное умершим и устраиваемое вдень зимнего солнцестояния) в рамках его культа из последнего снопа, сжатого в прошлом году, делают изображение мужчины, женщины, петуха, козы или другого животного. Знаменательно, что эти животные, которыми принято олицетворять «силу» растительности, олицетворяют и духов умерших — вплоть до того, что в некоторый момент становится невозможным различить, символизирует ли животное души тех, кого уже нет, или воплощает собой силы земли и растительности. Из-за этого симбиоза исследователи до сих пор испытывают немалые затруднения и полемизируют друг с другом относительно того, какова же на самом деле природа Одина — земледельческая или погребальная, каково происхождение святочных ритуалов и т. д. На самом деле мы имеем дело с рядом ритуальных и мифологических моделей, в которых смерть и возрождение переплетаются и становятся всего лишь разными моментами одной, «проточеловеческой», реальности. Сферы, где эти два культа сходятся, столь многочисленны и, как правило, столь значительны, что неудивительно, что они сплошь и рядом сливаются и возникает новый религиозный синтез, основанный на более глубоком осознании. места человека во Вселенной.
В своей наиболее совершенной форме этот синтез обнаруживается в эгейско-азиатском мире II тыс. до н. э.; он стал фундаментом для религий, использующих в культе мистерии. В Северной Европе и Китае смешение обоих культов началось еще в доисторические времена, но, по-видимому, полный синтез осуществился намного позже. Не подлежит сомнению, что для Северной Европы зимнее солнцестояние имело куда большее значение, нежели для Южного Средиземноморья. К этому решающему моменту и было приурочено возбуждающее празднество — святки, во время которых мертвые собирались вокруг живущих, ибо именно тогда предрекалось «воскресение года» — приход весны. Души умерших притягивает любое «начало», любое «возрождение»: Новый год (как и всякое начало, Новый год есть символическое воспроизведение Творения), «праздник жизни» посреди зимней оцепенелости (бесконечные пиры, возлияния, оргии, свадебные пиршества), новая весна. Что касается живущих, то они собираются вместе, чтобы поддержать иссякающую энергию солнца через собственную физическую невоздержанность; все их надежды и страхи сконцентрированы на растительном мире, точнее — на будущем урожае. Две линии — земледелия и жизни после смерти — пересекаются и сходятся вместе, формируя новый, единый образ бытия, завязанный на дремлющих в земле ростках жизни[25].
Смерть, как и рождение, и смысл жизни, принадлежит к величайшим тайнам природы и принципиально непознаваема. Страх перед ней — вечный и неизбежный спутник человека, он занимает особое место в его чувствованиях, восприятии мира и самого себя, хотя к ней можно относиться совершенно по-разному. Страх смерти, скорее всего, продиктован не тем, что ты теряешь такую собственность, как твоя жизнь, а непониманием самого этого явления, страхом перед чем-то ужасным, перед небытием и тем, совсем непонятным, особенно для нерелигиозного человека, что обозначается понятием «вечность».
Довольно интересная мысль высказана М. Элиаде, который считает, что в современном обществе человек ощущает себя узником своей повседневной работы, в которой он никак не может уйти от времени. Поэтому он старается сделать это в часы досуга: отсюда ошеломляющее количество отвлечений внимания, изобретенных современной цивилизацией. Чтение и зрелища позволяют ему уйти от времени, выйти из своего собственного течения времени, чтобы идти в другом ритме, жить в иной истории. Для сегодняшней личности это является превосходнейшим отвлечением, дающим иллюзию господства над временем, что, как предполагает М. Элиаде, «удовлетворяет тайное желание человека уйти от неумолимого течения времени, ведущего к смерти». Можно утверждать, что это, по-видимому, один из возможных бессознательных путей преодоления страха смерти, особенно если повторить вслед за названным автором, что современность изобрела великое множество отвлечений.
Конечно, человек всегда горько сожалел, что он смертен, однако считал, что в самом начале времен смерти не было. Многие мифы повествуют о появлении смерти, поясняя, что мифический предок человека потерял бессмертие по какой-то случайности, ошибке или оплошности, либо его лишили этого важнейшего качества какие-то сверхъестественные существа, либо произошло какое-то мифическое событие, приведшее к смерти. Можно утверждать, что в мифах четко проводится мысль об абсурдности, ошибочности смерти, ее случайном характере. Вопреки догмату многих религий о ничтожности человека и ничтожности самой жизни он все-таки стремился к бессмертию и считал, что достоин этого, в силу чего приближался к самим богам. В некоторых мифах сквозит явный упрек богу: если смерть пришла в результате ошибки или оплошности, то что стоило ему, всемогущему, исправить ее. Вообще с богами люди всегда были в очень сложных и далеко не однозначных отношениях. Поэтому совершенно естественно появление теодицеи — оправдания бога. Но потребность в теодицее появилась еще до христианства: древние греки сурово критиковали своих богов за распутство, взаимный обман, воровство, вероломство, несправедливость к людям и т. д. Недовольство богами существовало во все времена.
Боги не выполнили самых больших из всех возлагавшихся на них надежд — сделать людей бессмертными. Потому люди часто забывали высших богов и в своей повседневности обращались к богам, так сказать, производным от главных, гораздо более земным и психологически близким, а Верховный Творец и Вседержитель попросту забывался, вспоминали о нем лишь в дни исторических катастроф. Так случилось у христиан с Яхве, любовь и поклонение в основном сосредоточились у них на
