«С французской книжкою в руках…». Статьи об истории литературы и практике перевода - Вера Аркадьевна Мильчина
Однако, повторяю, я был далек от мысли, что дело пойдет так быстро, что возмездие окажется столь неотвратимым, разрушение столь полным, метаморфоза столь стремительной! Я видел страну, полностью покорную монахам, народ, коленопреклоненный перед священниками, Средневековье, ожившее в большой нации девятнадцатого века: мог ли я подумать, что это столь серьезное зрелище было не более чем маскарадом, исторической шуткой, которая вот-вот окончится, как оканчиваются игры? Кто мог предугадать, что эти явные владыки королевства, эти всемогущие священники были не более чем призраками, сгинувшими от одного дуновения? Кто мог подумать, что даже проявления веры в народе были обманом, а молитвы – пустыми знаками, лишенными смысла? Я не хотел допустить, что эта страна, которая в ту пору казалась мне последним оплотом католицизма, на деле была землей химер, рутины, лжи (1, 72–73).
А в примечании к процитированному выше пассажу о равенстве уточняет:
Мы не устанем повторять, что эти строки описывают старую Испанию, какой она была в последние мгновения своей жизни и какой никто больше ее не увидит; если автор порой предчувствовал нынешний кризис, гораздо чаще он обольщался иллюзиями относительно силы и долговечности порядка вещей, представшего его взору; факты, которые он успел собрать во время стремительного путешествия, были слишком малочисленны, и это не позволило ему понять, как близко падение этого старинного здания (3, 18).
Это расхождение между двумя Испаниями – той, которую автор видел или хотел увидеть, и то, какой она оказалась на деле после смерти Фердинанда VII, – придает книге Кюстина трагизм, свойственный путевым заметкам далеко не всегда (сходным образом особенность книги Кюстина о России – в том, что автор начинает ее, будучи сторонником абсолютной монархии, а заканчивает, став сторонником монархии конституционной, и эта трансформация – в данном случае не страны, а автора – также сообщает книге дополнительную глубину).
Чтобы дать представление о кюстиновской «Испании», я включила в данную публикацию два отрывка из книги. Оба посвящены Севилье. Первый – это переведенное полностью письмо двадцать девятое, адресованное приятельнице Кюстина и его многолетней корреспондентке романистке Софи Гэ (урожд. Нишо де Ла Валетт, 1776–1852)[342]. Оно было впервые опубликовано под рубрикой «Путешествия. Записки космополита» в газете «Пресса» 6 июля 1836 года, а затем практически без изменений, только с переменой номера с 26 на 29, вошло в книгу. Адресат женского пола в данном случае вполне соответствует тематике письма, посвященного преимущественно севильской светской жизни и дамским модам. Второй отрывок – фрагмент письма тридцать пятого, адресованного приятелю Кюстина Эжену де Бреза; он посвящен трагикомическому отъезду Кюстина из Севильи. Именно об этом фрагменте Бальзак, вообще чрезвычайно высоко оценивший в письме к Кюстину от августа 1838 года его книгу, написал: «Вы превосходно умеете передать свои впечатления, из‐за вашего отъезда из Севильи у меня остыл обед, я непременно хотел узнать, чем все кончится» [Balzac 1960–1969: 3, 426]. Здесь столько же деталей испанской жизни и испанского национального характера, сколько и психологических подробностей, рисующих портрет самого автора – в полном соответствии с указанием из письма первого: «Недостаточно изобразить страну такой, какой она предстает глазам всех; рядом с осязаемым миром следует изобразить человека, живого, мыслящего индивида, который описывает характеристические черты вещей через призму впечатлений, ими производимых» (1, 92–93).
Если Софи Гэ и Эжен де Бреза были реальными адресатами писем Кюстина (и не только из Испании), обращение к другим, гораздо более знаменитым адресатам кюстиновских писем об Испании – Виктору Гюго, Альфонсу де Ламартину, Шарлю Нодье, Генриху Гейне – носило скорее фиктивный характер и служило просто знаком уважения к прославленному автору; например, письмо 16‐е из Толедо, датированное 26 апреля 1831 года, адресовано Ламартину, но тот был не в курсе этого обращения, и Кюстин лишь 7 октября 1837 года просил Софи Гэ получить у поэта позволение обозначить его в книге как адресата. Зато содержание писем зачастую соответствует характеру адресата: в письме к художнику Луи Буланже речь идет преимущественно о живописи, Виктору Гюго, стороннику изображения в искусстве не только прекрасного, но и уродливого, адресовано письмо о корриде, а к Гейне обращено письмо с критикой «республиканской мифологии», которое, как надеется Кюстин, станет благодаря имени адресата известно в Германии («Ваше имя заставит немцев прочесть то, что пройдет незамеченным в Париже» – 3, 262).
В специальной статье, посвященной изображению Севильи в литературе французского романтизма [Aymes 2003: 253–284][343], приведена библиография, из которой видно, что до Кюстина во Франции первой половины XIX века о Севилье подробно писал только Эдуард Маньен, автор трехтомных «Поездок по Испании» (1836–1838), где есть много исторических экскурсов, описаний памятников архитектуры и рассказов о корриде, но подробного рассказа о времяпровождении севильцев на променадах и о башмачках севильских женщин там не найдешь. Известно письмо Кюстина к герцогине д’Абрантес, которое публикатор датирует ноябрем 1835 года; в нем Кюстин признается: «Я много и даже чересчур много пользуюсь вашими заметками о Севилье. Город этот, что бы вы ни говорили, для меня в Испании самый лучший, и я с большим удовольствием занимаюсь его описанием» [Jeune 1958: 179]. Между тем к 1835 году герцогиня описала Севилью лишь в новеллах «Эрнандес» (Revue de Paris. 1833. T. 46, 48) и «Севильский бандит» (1835) [Abrantès 1835], однако ни в них, ни в сочинениях, напечатанных позже[344], нет тех деталей севильской жизни и севильского быта, которые запечатлены в «Испании при Фердинанде VII». Впрочем, у Кюстина с герцогиней был как раз в это время своего рода эпистолярный роман, благодаря которому, как я показала в другом месте, герцогиня воспользовалась при сочинении своих мемуаров устными рассказами Кюстина о судьбе его матери во время Революции [Мильчина 2011: 282–283]. Поэтому можно предположить и обратный обмен информацией, а именно, что герцогиня познакомила Кюстина со своими неопубликованными заметками о Севилье[345].
Что же касается следов чтения книги Кюстина авторами, которые писали об Испании после него, в одной из самых знаменитых книг о путешествии в Испанию, вышедшей после Кюстина, «Tra los montes» Теофиля Готье (1843), в главе о Севилье мы находим и подробное описание севильских дамских башмачков,
