Достоевский в ХХ веке. Неизвестные документы и материалы - Петр Александрович Дружинин
Защита была назначена на октябрь, еще летом А. С. Долинин дал характеристику Д. Л. Соркиной, в которой отмечал:
Советское литературоведение приобретает в лице Д. Л. Соркиной прекрасного научного работника, обладающего весьма солидной эрудицией и доподлинным исследовательским дарованием, сказывающемся в уменьи самостоятельно и оригинально ставить и решать сложнейшие проблемы историко-литературного характера, глубоко и тонко анализировать факты и делать на их основании строго продуманные и ценные обобщения[581].
Собственно, с этого момента и начнется проверка этой превосходной характеристики, и Двося Львовна будет решать сложнейшую проблему историко-литературного характера, пытаясь защитить свою диссертацию: в декабре 1947 года началась кампания против идеализации Ф. М. Достоевского, отразившаяся и на работе кафедры русской литературы филологического факультета, и на биографии А. С. Долинина, и на перспективах диссертации. Иными словами, защита диссертации о Достоевском оказалась очень трудна, а для Д. Л. Соркиной – попросту невозможна.
Диссертаций по Достоевскому было мало и раньше[582], но все-таки они были; впрочем, в послевоенные годы это были единичные случаи[583]. Речь, безусловно, о кандидатских диссертациях – докторских не было ни единой (В. С. Нечаева, вынужденно ушедшая в изучение В. Г. Белинского, 18 июня 1948 года защитила докторскую диссертацию на тему «Молодой Белинский (1811–1830)»)[584]. В первой половине 1930‑х годов бывали попытки написать диссертации о творчестве Ф. М. Достоевского, но неудачные. Скажем, будущий зам. директора Пушкинского Дома Л. А. Плоткин, который защитил в 1933 году диссертацию «Из истории эстетических учений 60‑х годов» о Д. И. Писареве, впоследствии, в ноябре 1936 года, отмечал: «Первоначально <в 1930 году> мною была выбрана тема „Творчество Достоевского“, но увидя, что ее в три года нельзя выполнить, отказался от нее»[585].
27 июня 1936 года П. П. Жеглов защитил в ЛИФЛИ диссертацию на степень кандидата литературоведения «Творчество Достоевского 40‑х годов» (написана под руководством Н. К. Пиксанова, оппоненты Н. К. Пиксанов и А. С. Долинин)[586], в МГУ 14 июня 1944 года В. С. Любимова-Дороватовская защитила диссертацию на тему «Творчество Достоевского (1860‑е годы): Исследования и материалы» (утверждена ВАКом 3 июля 1944 года)[587]. До событий 1947 года Н. П. Журавлев защитил диссертацию на тему «Проблема характера в раннем творчестве Ф. М. Достоевского: „Бедные люди“ и „Двойник“» (Московский областной пединститут, 1 июля 1946 года, оппоненты проф. Л. И. Тимофеев и доц. Н. М. Чирков)[588], после грозы 1947 года удалось довести до защиты начатые написанием диссертацию Л. М. Розенблюм «Художественное творчество Достоевского шестидесятых годов: после каторги до „Преступления и наказания“» (МГУ, 22 июня 1948 года[589], утверждена ВАКом 14 февраля 1949 года, научный руководитель – Б. В. Томашевский[590]) и уже упоминавшуюся диссертацию У. А. Гуральника «Борьба „Современника“ с журналами Достоевского: Из литературной полемики 60‑х гг.» (ИМЛИ, 20 декабря 1949 года[591]), которая стала отповедью писателю.
Тем временем Д. Л. Соркина начала преподавательскую деятельность в Могилеве, однако попала в крайне тягостную атмосферу местной кафедры. Руководил ею Я. А. Назаренко (знакомый ленинградцам по довоенным временам), который создал невыносимые условия и отдельно «привечал» Д. Л. Соркину, а «ректор явно недолюбливал людей нерусской национальности»[592]. Нередко на ее лекции приходили с проверкой представители обкома партии, сведения о ней запрашивали в отделе аспирантуры ЛГУ, ставились препоны к чтению докладов… Она писала А. С. Долинину:
И, главное, ну были бы плохими людьми, но хоть немножко учеными, а то ведь и этого нет. <…> О сессии нашей я расскажу Вам подробно. Такого убожества мысли мне не приходилось встречать даже у студентов, те хоть переписывают, иногда все-таки ссылаясь на источники, и не считают себя оракулами.
Я думаю, что к тому, что я сказала, не нужно прибавлять, что я не свыклась, я не примирилась, и я не знаю, радоваться мне или огорчаться от убеждения, что не примирюсь. Вживаться же, быть чем-то в роде Глумова, я не умею.
Что же касается возможности выбраться отсюда, то мысль об этом не покидает меня ни на минуту[593].
Несмотря на кампанию против Достоевского, Д. Л. Соркина продолжала работать над окончанием диссертации, текст которой завершен к концу 1947 года, а в начале 1948‑го ее критически рассмотрел А. С. Долинин, который в том числе советовал более подробно рассмотреть «Преступление и наказание», что не входило (и не вошло) в планы Д. Л. Соркиной. В ответ она писала 28 февраля 1948 года:
Письмо Ваше не могу сказать, чтобы очень меня огорчило. Скорее даже наоборот. Мне приятно, что, насколько я понимаю, Вы не очень разочаровались в работе после того, как прочли ее целиком. Что же касается трех «смертных грехов», то, объективно, они не такая уж дурная вещь, хотя объективно ведь нельзя судить! Переделывать же надо и, я думаю, одним введением, даже очень острым, положение не спасти. Надо первую главу переделать, а в остальные главы сделать вставки.
Коренным же образом менять концепцию, я считаю, не нужно. Ведь я не сделала Достоевского ни социалистом, ни материалистом, ни другом Белинского, так что всего здания разрушать нет необходимости. Нельзя только бесстрастно говорить о том, что Достоевский призывал верить в Бога[594].
11 апреля 1948 года А. С. Долинин писал ученице:
Давайте говорить о Вашей защите. Сама тема, по словам Александра Григорьевича[595], не помешает, важно освещение. Мне кажется, «реакционность» Достоевского, и в романе «Идиот», должна быть подчеркнута не в виде небольшого введения, а в самой работе, где можно и где даже «нельзя». Но это фокус вовсе не такой трудный. Совместными усилиями (Вашими и моими) мы это сделаем. Если в самом деле Вы получите трехмесячный отпуск, то в сентябре можно будет поставить Вашу защиту[596].
Хотя тучи продолжали сгущаться, но даже летом 1948 года Д. Л. Соркина еще надеялась на благоприятный исход. 20 июня сообщала А. С. Долинину из Могилева, отвечая на его самобичевание:
Я никак не думаю согласиться с тем, что Ваш опыт был неудачным. Дело, по-моему, в том, что диалектика Вас опередила: все изменяется слишком быстро. А потом еще, Вы попали в луч прожектора, о «достоинствах» такого рода освещения распространяться не буду.
Я только думаю, что самым благоприятным моментом для моей защиты было бы увлечение <«прожектора»> чем-нибудь другим: когда все глядят на свет, легко в темноте проскочить. Пока стараюсь верить, что все-таки проскочу[597].
Несмотря на критику, А. С. Долинин, пока оставался в штате университета[598], привлек к диссертации двух официальных оппонентов – Г. А. Бялого, лекции которого о Ф. М. Достоевском Д. Л. Соркина скорее всего слушала в эвакуации в Саратове[599], и А. Г. Дементьева, одного из главных в ту пору официозных литературоведов, активного участника погрома ленинградских филологов в 1949 году[600].
26 февраля 1949 года, накануне разгрома космополитов в Ленинградском университете, Д. Л. Соркина сообщала А. С. Долинину о текущем состоянии диссертации:
Начала волноваться: ведь Александр Григорьевич обещал мне к концу февраля работу посмотреть. Я думаю, что, если бы я была в Ленинграде, все было бы значительно скорей. Главное, что я и поговорить с ним перед отъездом не успела и не знаю, на что рассчитывать. Я не знаю, Аркадий Семенович, говорили ли Вы с Дементьевым. Он, как я Вам говорила, собирался с Вами разговаривать о моей работе. <…>
Если бы я узнала, что та часть принята принципиально, я бы здесь постаралась дней десять посидеть и закончить работу. Но еще совсем не знаю, что будет и как будет… Газеты последние никак не способствуют уверенности[601].
Не дождавшись этого письма ученицы, 6 февраля 1949 года А. С. Долинин в свойственной и удивительной для той
