Короткой строкой - Самуил Аронович Лурье
Или вот такой типичный фрагмент. Февральская революция, первые дни. Шульгин приглашен на тайное заседание «Меча и орала» – виноват: «Офицерской лиги».
«Я слушал их немощные предложения, благонамеренные, но непрактичные. В это время кто-то прошептал мне на ухо: “Пожалуйста, выйдите в соседнюю комнату”. Я вышел. Там было абсолютно пусто. Вызвавший меня офицер принес стул, поставил его посреди комнаты и предложил:
– Садитесь. – Затем добавил: – Мне надо кое-что у вас спросить.
Я сел, а он продолжал:
– Я не задержу вас. Вы только ответьте на один вопрос. Уже нужно резать или еще не нужно?
Вопрос был ошарашивающий. Я довольно долго думал, пока ответил:
– Еще не нужно.
– Благодарю вас, больше вопросов у меня нет.
Я вернулся в комнату, где заседали…»
Ай да Ильф. Ай да Петров.
Олег Постнов. Антиквар: Повесть, рассказы. СПб.: Издательская группа «Лениздат», «Команда А», 2013.
Олег Постнов пишет тщательно. Словно решая изысканную задачу: как выглядел бы рассказ Набокова, если бы В. В. вздумалось подделаться под графику Э. Т. А., подкрасив ее гуашью безумного Эдгара.
Возможно, что это не одна лишь игра. Что и сам Олег Постнов остро переживает необъяснимость обычного. И ощущает присутствие-участие в человеческой судьбе (и психике) разных темных сил и энергий. Которое в тексте можно передать не иначе как нагнав на читателя жуть. Включив ее приторное обаяние, липкое притяжение, мерцающий свет. Что ж, пусть. Это тоже искусство.
Но – лишь до тех пор, пока молчат безумные и никто не трогает мертвых. По крайней мере, мой критерий таков. Сугубо личный. Никому не навязываю. Просто не люблю, когда фантазия проявляет распущенность. Будь хоть какой аккуратный слог. Чёрта ли в нем.
Виталий Танасийчук. Цокотуха ли муха? Записки старого энтомолога. М.: Товарищество научных изданий КМК, 2011.
Без конфликтов с режимом, но и без сделок с совестью. Интересно и даже весело, а притом принося пользу человечеству. Вот как надобно было бы жить, невзирая на так называемую советскую власть, – и кое-кому, даже из интеллигентов, даже умных, удавалось.
При совпадении трех условий.
Во-первых – правильный год рождения. Вернее, окончания школы. Точнее, окончания вуза. Если к этому году Сталин умер – вы в числе счастливчиков.
Во-вторых – правильная профессия. Ненужная в идеологической войне и ни на какой другой.
В-третьих – благосклонность судьбы (определяемая суммой разных других ее подарков; в частности, она окружает тех, кого любит, прекрасными учителями, искренними друзьями и т. д.).
Вот у Виталия Николаевича все так и вышло. Почти совсем так. Только не сразу.
Вообще-то, эта книга фактически состоит из двух: одна – увлекательная, другая – потрясающая. В потрясающей всего-то страниц тридцать. Она – про ленинградского мальчика: как после второго класса его отвезли в Астрахань, куда сослан был (отбыв заключение в концлагере) его отец. Как в начале войны его – и его родителей, и младшую сестру – выслали еще дальше, на север Казахстана. Как не сразу, не сразу, но посчастливилось, и они все вернулись. Он ничего не позабыл, юный спецпереселенец, запомнил все: и трюм баржи, и теплушку, и юрту. И холод, и голод, и тифозных вшей. И как все было необъяснимо несправедливо.
А уж потом повернулось к лучшему. Он поступил в университет (не в Ленинградский, о котором мечтал, а в Саратовский) и окончил его как раз в 1953-м (причем не историком, как собирался, а биологом) – и не сразу, не сразу, но довольно скоро выдержал (сдал на пятерки) экзамены в аспирантуру ЗИНа – Ленинградского зоологического института, – и началось увлекательное.
Энтомология сильно отличается от так называемой науки о литературе: во-первых, умерщвляет изучаемых сама; во-вторых, имеет дело чуть ли не с миллионами видов (одних только известных видов мух сто двадцать тысяч; В. Н. описал, если не ошибаюсь, двести видов) – сочинители не настолько разнообразны; в-третьих, энтомологи пишут (если уж пишут) гораздо лучше литературоведов.
«И вдруг каким-то шестым чувством я ощутил, что все вокруг наполнено миллионами жизней, миллионами существований. Что эти сосны – живые, и каждая по-своему воспринимает мир, что в ветвях, в стволе, корнях каждой сосны живут бесчисленные существа и все они ощущают то же тепло, тот же солнечный свет, то же медленное угасание дня, которые чувствую я. И у всех есть какие-то стремления – пусть более простые, чем у меня, но все же понятные. Они хотят безопасности, пищи, им уютно в каком-то своем месте и неуютно в другом. И если я хочу быть биологом, я должен знать всех их, все их ощущения и чувства, и все то, что связывает их друг с другом, и то, что разделяет их. Но разве можно знать всё – все растения, всех насекомых, все взаимосвязи природы?
И мне стало страшно».
Из чего состоит работа энтомолога. Как мыслит систематик. До чего же – кто бы мог поверить! – не скучно подглядывать (через половинку бинокля) за суетой (составляющей судьбу) всех этих букашек; и ловить их (не размахивая сачком по воздуху: здесь вам не кино); и сравнивать, сравнивать, как цветные иероглифы, их бездыханные тела. Ища смыслообразующих различий.
Как интересно вообще смотреть, видеть. И фотографировать. Под водой. В горах. В пещерах. За границей. Какое удовольствие – пересказывать, что повидал! (Между прочим: кроме чисто научных работ В. Н. опубликовал добрую – или даже чертову – дюжину книг; а фотографий – без счета.)
Какие удивительные люди встречались ему в самых разных местах!
Самые лучшие – конечно, в самом лучшем. Которое, понятно, называется ЗИН.
Говорю же: с толком, со вкусом, с любовью проводит свою жизнь человек, дай ему Бог здоровья.
Киев в русской поэзии: Антология / Сост. И. Булкина. Киев: Laurus, 2012.
Сколько же я сейчас заведу себе неприятелей. Даже боязно начинать рецензию. Хотя какие там неприятели? – неприятно терять окончательно репутацию не совсем дурака. (С чего я, впрочем, взял, что она у меня была?)
Хватит тормозить. Нет, еще два слова: мне нравится Инна Булкина (однажды видел и кое-что читал). И в этой книге статья у нее хорошая. И нет ни одной причины сомневаться: она собрала в этой антологии самые лучшие стихи про город Киев. И самые лучшие даже из тех, где он всего лишь упомянут (или хотя бы подразумевается – например, как населенный пункт, в котором данные стихи сочинены).
Умный человек дальше написал бы: имена авторов говорят сами
