Короткой строкой - Самуил Аронович Лурье
Они говорят, еще как говорят! Какие лица! Жуковский, Пушкин, Тютчев, Анненский, Гумилев, Ахматова, Маяковский, Мандельштам, Пастернак. Это первый ряд: на стульях и в шезлонгах. Сбоку в кресле – Апухтин.
Стоят: Львов, Козлов, Рылеев, Одоевский, Подолинский, Бенедиктов, Хомяков (с бородой), Случевский, Брюсов (рубашка апаш).
В третьем ряду, слева направо: Тиняков, Хлебников, Лившиц, Браиловский, Саша Черный, Дон Аминадо, Нарбут, Катаев В., Эренбург, Вертинский, Елагин, Киселев, Вышеславский.
Лежат на траве: Вдовиченко, Ушаков.
Очень внушительная сборная.
Теперь представим себе кого-нибудь – какого-нибудь читателя, который в Киеве никогда не бывал, и вот вздумалось ему вообразить себе этот город по стихам этих поэтов.
Днепр течет. Купола золотые сияют. Молодые женщины красивы. Храм над обрывом и огромный крест. В киевских пещерах темно и душно. Клены на улицах. Синие купола. Софийская площадь. На ней – чугунный конь. Софийские звезды. Сады. Владимирская горка. Подол. Крещатик. Жара. Каштаны. Опять жара. Опять каштаны. Улица Артема. Мост Пешеходный. Лестница, каменная София, опять золотые купола, опять Днепр. Всё.
Клянусь, я выклевал реалии все до единой. Как считаете: не маловато? (За двести-то лет.) Как считаете – не странно ли?
Ни на что не намекаю. Сам не знаю, в чем дело. Просто обращаю внимание на отчасти загадочный факт. Абзац про Днепр, купола, каштаны, клены и жару – похоже, исчерпывает материальное содержание стихов, составляющих так называемый киевский текст.
Жаль, руки не дойдут проверить: а петербургский-то сильно ли плотней? И каков, к примеру, сыктывкарский?
Но, к сожалению, это еще не всё.
Антология заставляет заподозрить существование некоего закона – или, скажем, правила. Ну, допустим, приметы. Чем крупней русский поэт, тем слабей его стихи про город Киев.
Исключения: «Баллада» и «Дрожат гарїжи автобазы…» Пастернака и (может быть) «Как по улицам Киева-Вия…» Мандельштама. Но, положа руку на сердце, – разве действительно про Киев эти стихи? Не в большей мере, чем пушкинский «Гусар».
Что же касается всего остального – Тютчев вчистую проигрывает Катаеву В., а Жуковский и Хомяков (это который с бородой) – Эренбургу и Киселеву.
Безусловный победитель в этом виде программы – Иван Елагин (Анн-Арбор, США).
Не сердитесь. Киев, наверное, просто-напросто неописуем, в этом все дело.
Владимир Британишский. Введение в Милоша. Статьи о Милоше. Переводы из Милоша: стихи, очерки, эссе, лекции, речи, воспоминания. М.: Летний сад, 2012.
Помню времена, когда такую книжку смели бы с прилавков за полчаса. Но в те времена таких книжек не издавали.
Двадцать два года тому назад Британишский опубликовал первую в России статью о Чеславе Милоше. Тогда же, и тоже впервые, в его (и Бродского) переводах стихи Милоша появились в русских журналах.
Вот с тех пор, как иголка – нитку, тянет за собой Британишский Милоша (не только Милоша) в мир здешних ценностей. И Бродский тянул. И Горбаневская. Но что-то не получается, хотя звучат переводы прекрасно.
Когда я не мог без алкоголя,
я держался на алкоголе.
Когда не мог без папирос и кофе,
держался на папиросах и кофе.
Я был отважен. Трудолюбив.
Почти образец добродетели.
Но толку от этого никакого.
По-моему, Милош сам виноват, что им здесь не увлечены. Слишком умный, слишком образованный, вообще какой-то взрослый.
А впрочем, кто я такой, чтобы о нем рассуждать.
Вот Владимиром Британишским – восхищаюсь.
Эссеистика Милоша тут замечательная, особенно в главе про религию. Ну и стихи. 1200 строк, большей частью превосходных.
Раньше надо было Милоша – и не только Милоша – читать. Когда еще имело смысл читать. А теперь поздно.
2013. № 5
Борис Хазанов, Марк Харитонов. …Пиши, мой друг. Переписка. Том первый: 1995–2004; том второй: 2005–2011. СПб.: Алетейя, 2013.
Прилагательные неуместны, а существительные подворачиваются совсем пустые: восхищение, благодарность, зависть, почему-то и печаль.
Но вам же известно это наслаждение – почти безнравственное: спокойно, никуда не торопясь, пожить чужим умом.
И не хочешь, а крадешь.
Чего только не прочитали эти двое. И подумать успели уже почти обо всем. И почти обо всех. И пишут – по въевшейся привычке – так, что лучше нельзя.
Короче говоря – высший класс. Даже закрадывается мысль, что литература все еще существует и имеет значение.
Что бы украсть? Вот – второй том открылся на странице, где Борис Хазанов и Марк Харитонов обсуждают 66-й сонет Шекспира. Следовало бы выписать всю эту страницу, а также и предыдущую – где стихотворная вариация М. Х., – но это уж слишком. Б. Х. приводит буквальный перевод (из своей антологии «Абсолютное стихотворение»). Дарю:
«Устав от всего, я жажду покоя и зову смерть, несущую успокоение, словно родившийся нищим, перед которым – пустыня, когда жалкое ничтожество наслаждается жизнью, и самая преданная вера жестоко поругана, и бесстыдно попрана честь, и растоптано целомудрие, и оболгана справедливость, и стойкость духа сломила ублюдочная власть, и начальство заткнуло рот искусству, и мнимая ученость дает указания уму, и очевидную истину объявляют глупостью, и связанная добродетель ожидает решения своей участи от безумца.
Устав от всего этого, я бежал бы отсюда, если бы, умирая, не пришлось оставить одной мою любовь».
Ну и литература слегка развлекает и успокаивает. Слегка. Иногда. Отчасти. Очень редко.
Иосиф Бродский. Рабочая азбука: Стихотворения. СПб.: Акварель, Команда А, 2013.
Формат: 70 на 108⅛. То есть большая, нарядная детская книжка с цветными картинками. Издательство планирует, видимо, целую серию таких или подобных; название серии – «Волшебники кисти». Иллюстрации художника Владимира Олейникова – действительно вроде ничего. Или очень даже ничего. (А впрочем, я не разбираюсь.) Но вот стишки…
Свет погас, не видно пальцев,
можно кошку съесть живьем,
наглотаться спиц от пяльцев…
Мы ЭЛЕКТРИКА зовем.
Не знаю обстоятельств. Автору было (текст аннотации) «немногим более двадцати лет». Не обязательно попытка халтуры – вполне возможно, что пародия на попытку халтуры. Сочиненная, предположим, на пари.
Электричество, газ —
ежедневным трудом
все удобства для нас
создает УПРАВДОМ.
Я уверен: Бродский скорее съел бы эту азбуку, чем позволил бы ее напечатать. Но и сам виноват: почему не сжег? На кого понадеялся?
Грустно все это. Хотя и пустяки.
Какая там у нас главная профессия на Ч? Думаете – чиновник? член совета директоров? Не угадали. А которым сейчас 6+ с ходу как продекламируют наизусть хором:
Охраняет наш