Нескучная классика. Еще не всё - Сати Зарэевна Спивакова
В. Ю. Потому что не было ни малейшей надежды на то, что оперу удастся исполнить, по крайней мере в Советском Союзе. Либретто “Влюбленного дьявола” было написано певцом и артистом Владимиром Хачатуровым, другом Вустина. Вдвоем они пытались организовать постановку оперы в Германии, был даже сделан перевод на немецкий язык. Но попытка не удалась, а потом Хачатуров умер, и Вустин просто забросил эту идею. Когда я его спрашивал об этой опере, он отвечал: “Ну что вы, это баловство юности, опера неисполнима”. Он как бы поставил на ней крест и одновременно поставил крест на своем оперном творчестве.
С. С. И чем же вызван сегодняшний интерес Владимира Юровского к опере Вустина?
В. Ю. Меня всегда интересовали произведения, забытые незаслуженно или просто не исполненные, в их сценическом воплощении я видел свою миссию. И я ведь не просто так схватился за первое попавшееся произведение пусть известного и уважаемого мною композитора. Я партитуру сначала посмотрел, и то, что я увидел в ней, услышал внутренним ухом, пробудило у меня живой интерес. Как выяснилось, Александр Титель тоже знал об опере, Вустин ему даже ее показывал, но авторские показы не всегда выгодны для произведения, поэтому тогда у Тителя не сложилось целостного впечатления, а сейчас он загорелся этой идеей и, как мне кажется, не жалеет об этом.
С. С. Я не сомневаюсь, что тебя привлекло не только название и возможность устроить мировую премьеру, но и музыкальное содержание. Мы вернемся к этому обязательно, но для начала давай вспомним о дьявольщине в музыке. Причем не о конкретном произведении, а об одном созвучии, которое так и называют – “дьявольский тритон”. Еще с эпохи Средних веков считалось, что этот интервал, сочетание двух звуков, между которыми ровно три тона, своим зловещим звучанием призывает темные силы, пробуждает к жизни дьявольщину. Церковь даже запрещала его использовать, да?
В. Ю. Действительно, им нельзя было пользоваться. Начнем с того, что интервал этот чудовищно звучал. То есть этическое отношение к дьяволу, справедливо негативное, диктовалось эстетическим отвержением, отрицанием того, что звучало дурно. Существуют благозвучные интервалы, так называемые консонансы, и неблагозвучные – диссонансы. Любой диссонанс ассоциировался тогда с дьяволом, и септима, например, или секунда тоже допускались только как проходящие интервалы: из октавы голос мог пройти в сексту или в септиму. Однако это стало возможным позже, в музыке Ренессанса, а в средневековой музыке допускались только благозвучные интервалы – квинты, кварты, иногда терции.
С. С. Вот как.
В. Ю. Да. Строй-то ведь был не темперированным, поэтому все интервалы звучали несколько иначе, чем мы привыкли, а тритон звучал особенно ужасно. Думаю, число “три” как раз не играло решающей роли, напротив, оно ведь связано с Троицей, с доктриной триединства Бога Отца, Сына и Святого Духа. Тем не менее композиторы издавна пользовались случаем поэкспериментировать с запретным тритоном. Самый яркий пример диссонансности, неблагозвучности в музыке, пример раннего музыкального авангарда находим в творчестве Карло Джезуальдо[57]. Его феноменальные мадригалы – это психоанализ убийцы, ведь он убил свою жену и ее любовника и, испытывая вину за содеянное, сошел с ума. Как мне кажется, преступление для Джезуальдо стало просто… ну, вишенкой на торте, он и без того писал бы музыку достаточно мрачную. Конечно, Джезуальдо был исключением из правил, да к тому же дилетантом. Если же говорить о профессиональных мастерах, таких как Иоганн Себастьян Бах, то он регулярно в какой-нибудь кантате, где просят “Господь, не дай сатане искусить нас”, обязательно пользуется случаем употребить как можно более острые, необычные созвучия именно в этих местах. Но я не стал бы утверждать, что самое интересное в музыке Баха встречается там, где является дьявол.
С. С. А как ты считаешь, почему появившаяся в XVI–XVII веках скрипка, инструмент, на мой вкус, достаточно благозвучный, ассоциировался с дьявольщиной, с сатаной? Известны гравюры, где изображен символизирующий смерть скелет, держащий скрипку, есть и живописные работы на эту тему – падший ангел, играющий на скрипке, не вспомню сейчас у кого. Со скрипкой связана знаменитая легенда о музыканте-виртуозе Джузеппе Тартини, которому во сне приснился дьявол, игравший совершенно фантастическую мелодию. Проснувшись, Тартини попытался ее записать, и, хотя она была в сотни раз хуже услышанной, соната соль минор сохранилась до наших дней, ее так и называют – “Дьявольская соната” или “Дьявольская трель”. Что уж говорить о Паганини, который был, я бы сказала, настоящей рок-звездой, поскольку не опровергал своего сговора с Сатаной, носил длинные черные волосы, одевался в черное, разъезжал на черных лошадях в черном экипаже…
В. Ю. Скрипку считали инструментом дьявола не только из-за ее особого, чувственного звучания, но и потому, что в “высокую” музыку она пришла из народной среды и долгое время считалась инструментом для не поощряемых церковью народных гуляний и танцев. Церковь в те времена пыталась регламентировать все виды человеческой деятельности. Под музыкой церковь подразумевала хоровой вокал и величественное звучание органа, который считался инструментом божественным. Постепенно к нему стали добавляться другие инструменты: струнные щипковые – лютни, теорбы и гамбы[58], которые сопровождали басовую линию, в то время как мелодическую линию в основном вели певцы. Иногда музыка дополнялась и духовыми инструментами, такими так кларионы и цинки[59], позднее флейтами, а намного позже в высокую музыку пришли смычковые струнные. Но задолго до этого, как уже было сказано, скрипка звучала на площадях, ярмарках и карнавалах; связь инструмента с народной музыкой была церкви подозрительна как скрытое проявление язычества.
С. С. Некий налет язычества чувствуется, да.
В. Ю. Православие до сих пор запрещает использовать в церковной службе любые музыкальные инструменты, потому что связанное с ними слово “игра” ассоциируется с Сатаной, божественен только “глас”. В этом смысле православие оказалось конфессией, наиболее враждебной инструментальной музыке, в то время как церковь католическая инструментальную музыку регламентировала, но все-таки поддерживала, а во времена протестантизма инструментальная музыка вообще расцвела пышным цветом. Конечно, и в эпоху барокко уже были хорошие скрипачи, но только в XIX веке, с появлением виртуозов, первым из которых был гениальный Паганини, стало ясно, насколько велики технические возможности скрипки, какие немыслимые ранее созвучия и пассажи она может порождать на свет. Мы знаем музыку Паганини и понимаем, что сегодня подобное исполнение является стандартом, но тогда это был настоящий прорыв…
И еще к вопросу о “дьявольских” ассоциациях: я сейчас подумал о том, что ведь скрипка строится по чистым квинтам, а поскольку не у всех уличных музыкантов был хороший слух,
