Дмитрий Новокшонов - Речь против языка
Именно об этом написал цензор Ф.И. Тютчев в 1869 г.:
Нам не дано предугадать,Как слово наше отзовется, —И нам сочувствие дается,Как нам дается благодать… (примеч. dclxxxiii).
Умение и опыт в обращении с клинком дают преимущество в фехтовании[488] ровно как при обоюдном ТРЛ преимущество всегда за большим знатоком языка и речи, погруженной в жизнь. Не исключение и научная полемика. Полемика-троллинг выросла из соревнования и борьбы. ТРЛ – это дисциплина.
Латинское слово disciplina понималось во времена Цезаря как учение. В современном английском оно понимается как предсказуемость, а в русском и французском как «подчинение», «повиновение». Есть существенная разница между тремя значениями; на таком разнопонимании одного и того же слова строится ТРЛ. Первоначальное значение стерлось, хотя по-русски военные упражнения в мирное время все равно именуются «учениями», о чем и говорил А.В. Суворов: тяжело в ученьи, легко в походе.
Disciplina – драма, бремя, дхарма. Греческие философы учили своих питомцев делать полемику по уму, мудреному ТРЛ, философски полемизировать (πολεμικάот πολέμιον, войнушка, вражда). Философы в этом были похожи на римских ветеранов отцов, но сказались трудности перевода.
Разница в понимании одних и тех же слов (знаков) по-разному в разных языках может не только смешить, но и порождает нешуточные полемики и даже войны. В пропаганде такая игра (ТРЛ) значений и смыслов – обычный и давний прием. П.Й. Геббельс, убеждая[489] немцев в превосходстве над русскими, говорил, что оно заложено в языке.
Германец скажет: Ich habe ein Buch (я имею книгу).
Русский же скажет: у меня есть книга[490].
Геббельс не знал, что русское утверждение есть литературный оборот, эвфемизм[491] вежливой речи русских мужчин. У нас очень давно не принято говорить о личном[492]. А.Э. Бенвенист, сравнив множество языков, утверждал: «Если в языке уже существует имею, такой язык никогда не вернется к выражению у меня есть». Быть – бытие, иметь – это быт (примеч. dclxxxiv).
В боевом ТРЛ глубину речевого укола определяет глубина времени, использованного речевым фехтовальщиком приема. Чем прием опробованнее (лат. proba), тем поражение надежнее[493]. В ТРЛ это правило очень старое, им пользовались и в Античности, нарочито удревляя написанное. Таким образом, в ТРЛ силу борца также определяет правда. Латинское probus (испытанный) дало в русском слова «правый», «проба» (proba), «право» и «правда» (примеч. dclxxxv).
Однако все эти приемы способен применить лишь хорошо классически образованный тролль. Упадок классического образования вызвал недооценку тонких троллей (агитаторов) и размножение толстых троллей (пропагандистов); к числу последних можно отнести и таких пишущих, основным средством влияния на читателя которых является психолингвистический бред. Ведущую роль среди них стали играть даровитые люди с дипломами философов, психологов, социологов и других ремесел, порожденных языком психолингвистов.
Особенно ядреной, но малопонятной феней отличились за минувшие 20 лет так называемые либералы и рыночники. Иностранная матерщина ученых, впитанная в разных alma mater, стала вызывать ответную народную матерщину, грубость которой нарастает.
Бред необходимо перевести на ясный и понятный русский язык, иначе государственные траты на народное образование окажутся пустыми или даже опасными, о чем в 1955 г. написал стихотворение В.Д. Федоров:
Все испытав,Мы знаем сами,Что в дни психических атакСердца, не занятые нами,Не мешкая займет наш враг,Займет, сводя все те же счеты,Займет, засядет,Нас разя…Сердца!Да это же высоты,Которых отдавать нельзя (примеч. dclxxxvi).
Приемам борьбы за человеческие сердца письменной и устной речью в СССР учили на факультетах журналистики. В пособии для студентов факультета журналистики СПбГУ «Функциональные типы речи» учащимся предлагается осмыслить строки известного советского философа М.К. Мамардашвили, выглядящие на русском языке довольно нескладно:
Сознательная жизнь, если она совершилась, – а, совершившись, она вплетает в себя элементы рассуждения или размышления, или состояния призадуманности, которые называются философией, – так вот, если эта жизнь (а не вообще жизнь) совершилась, то она есть способ бытия. Что-то вечное – акты жизни, раз они совершились, обладают бытием, то есть пребывают всегда, как это ни парадоксально. Философ вынужден считать, что пребывать, случиться (или осуществиться) есть способ бытия, а не что-то, что просто уходит в прошлое. В каком-то смысле те люди, которые пребыли посредствам мысли, скажем, Платон, Аристотель, Декарт, Сократ, являются нашими современниками. Они живут, населяя то же самое жизненное пространство в той мере, в какой мы его населяем, – а можно вообще ничего не населять, и исчезнуть, как волны на прибрежном песке, не оставляя никаких следов (примеч. dclxxxvii).
Осмысление написанного таким дурным русским слогом не представляется возможным. Сама попытка вникнуть в малоосмысленный набор букв без поддержки понимающего наставника непременно закончится для учащегося плачевно. М.К. Мамардашвили приписывается мысль, что основная тайна бытия – это совесть, а различение добра и зла составляет ядро философии. Однако даже самый совестливый философ иногда пишет неясно.
М.К. Мамардашвили является одним из основателей Московского логического (позднее методологического) кружка (членами этого кружка называют также А.А. Зиновьева, Б.А. Грушина, Г.П. ГЦедровицкого и др.) (примеч. dclxxxviii, dclxxxix). Доктор философских наук Мамардашвили, поразивший современников открытием, что «философия – это акт»[494], в представлении учащегося является носителем запредельной мудрости, а значит, невозможность осмысления им написанного указывает на умственную слабость русского учащегося[495]. Воля студента оказывается сломанной, и школяр превращается в попугая, готового повторять без понимания и осмысления любую ученую ахинею.
Вообще, попытки некоторых лингвистов заменить русскому читателю А.С. Пушкина и Н.В. Гоголя-Яновского, выступить в роли Ф.М. Достоевского и Л.Н. Толстого, предпринимаются постоянно. Упомянутые сочинители очень ясно и понятно проясняли русскоязычным читателям тайны совести. Их последователи безуспешно пытаются слить с народной совестью свое понимание сознания, но им не хватает для этого слов живой русской речи – слишком много в их словаре дурно пахнущих слов из мертвых литературных языков русских и греков (латыни и греческого):
Независимо от каждого отдельного человека существует объективная реальность. Конечно, и сами люди со своими мыслями, чувствами, отношениями, действиями – тоже часть мира; поэтому не следует думать, что мир материален в вульгарном смысле, что он «вещей». Как говорил М.К. Мамардашвили, мы живем не в пространстве вещей, а в пространстве событий. Эти события отражаются в тех текстах[496], при помощи которых человек их описывает.
Текст состоит из отдельных суждений или, что то же, отдельных высказываний. Вообще у текста два основных измерения – это его связность и его цельность. Связность текста определяется на последовательности из 3–9 высказываний, образующих семантическое единство (в графическом тексте это обычно абзац). Цельность текста – категория психолингвистическая. Она определяется на целом тексте и лучше всего моделируется при помощи введенного Н.И. Жинкиным (1956; примеч. dcxc) представления о тексте как иерархической системе предикатов (ср. также работы В.Д. Тункель, Т.М. Дридзе, особенно Дридзе, (1984; примеч. dcxci), И.А. Зимней (1961, 1967а) и др.) (примеч. dcxcii). Далее мы будем оперировать отдельным семантически завершенным высказыванием. Оно всегда что-то отражает или описывает: это «что-то» – события, ситуации, свойства предметов или лиц.
Обычно полагают, что существует некий объективный «факт», который и описывается суждением или высказыванием. На самом деле все обстоит сложнее. Человек начинает с того, что вычленяет в реальности (в пространстве событий) некоторый фрагмент. Этот фрагмент всегда рассматривается под определенным углом зрения, в определенном аспекте. Например, нас интересует политическая ситуация в Беларуси: ее можно рассматривать под углом зрения прав человека, с точки зрения перспектив объединения России и Беларуси, под углом зрения состояния белорусской экономики и реакции на это состояние среднего белоруса. Затем мы как бы «переводим» наше знание об этом фрагменте на обычный словесный язык, разворачивая его в совокупность словесных (вербальных) суждений или высказываний. Каждое из таких суждений может быть истинным (соответствовать действительности) или ложным (не соответствовать действительности). Чтобы установить это, мы должны проделать так называемую верификацию – соотнести содержание суждения с действительностью и убедиться, что данное суждение ложно (или, напротив, истинно) (примеч. dcxciii).
